Скорбь Гвиннеда - Кэтрин Куртц

Джаван прознал об этом от Ориэля, а тот услышал от одного из сынков Мердока, который слишком распустил язык, пока Целитель пользовал его после падения с лошади.

В скором времени архиепископ Хьюберт без предупреждения наведался в Ремут, вероятно, чтобы убедиться, насколько успешно продвигается религиозное образование Джавана, но кроме того, чтобы обсудить с остальными регентами вопрос с Эваном, ибо перед возвращением в Валорет имел долгие беседы с каждым из них. За те три дня, что он пробыл в столице, он несколько раз виделся с Джаваном и подробно расспрашивал его о занятиях, как будто желая тем самым оправдать свой приезд, но эти встречи всегда происходили при посторонних, и принц не осмелился влиять на архиепископа или читать его мысли. Большую же часть времени Хьюберт проводил с другими регентами.

Вот на что архиепископ, действительно, обратил самое пристальное внимание, так это на нежелание Джавана иметь своим духовным наставником епископа Альфреда. Он был достаточно умен, чтобы не давить на принца, поскольку сей выбор, по определению, дело глубоко личное; не стал он и возражать против того, чтобы Джаван занимался с отцом Бонифацием. Он просто желал быть всегда в курсе того, чем принц занимается и о чем думает.

Вот почему, в самый день отъезда, Хьюберт препоручил принца заботам двух новых наставников из Custodes Fidei: инквизитору отцу Лиору и местному аббату Custodes, отцу Секориму, которым было поручено самолично надзирать за всеми религиозными занятиями Джавана. Дважды в неделю ему по-прежнему дозволялось заниматься с отцом Бонифацием у того в покоях, но ежедневные посещения службы оказались под запретом, поскольку священники стали требовать, чтобы именно им принц помогал на мессе, в собственной церкви Custodes.

Лишь две вещи помогли Джавану пережить этот слишком долгий месяц от Пасхи до дня рождения — то, что погода наконец улучшилась и стали возможны поездки за город, прекратившиеся зимой и из-за переезда в Ремут; и временный отъезд регента Рана, который отбыл в Шиил, чтобы наконец обосноваться в Туринском графстве. Даже Мердок уехал на неделю-другую, дабы отвести сына с молодой женой в семейное поместье в Картане, где молодожены должны были обосноваться на первое время.

Итак, на пару недель граф Таммарон оказался единственным регентом в Ремуте. Он обходился со своими юными подопечными несравненно мягче, чем одобрили бы его сотоварищи, если бы были в столице. Он даже дозволил Алрою несколько раз провести малый королевский суд для местных просителей Джавану с Райсом-Майклом также разрешили присутствовать, — но никаких иных официальных мероприятий в начале мая больше не было. Все трое обязаны были присутствовать на утренних и вечерних молитвах вместе со всеми придворными, а также на воскресной мессе, вечером трапезничать в парадном зале в присутствии двора и, если позволяла погода, по несколько часов в день тренироваться с оружием или заниматься верховой ездой… и, конечно, на Джавана его сторожевые псы из Custodes налагали дополнительные ограничения. В остальном же Таммарон ничем не досаждал принцам и королю.

В такой ситуации Джавану было куда проще заниматься своими делами, собирая сведения для союзников-Дерини, но в отсутствие регентов двор почти не получал вестей из внешнего мира, да и те Таммарон тщательно дозировал, поскольку имел свои, крайне ограниченные представления о том, что стоит, а чего не стоит сообщать молодым людям.

Джаван по-прежнему являлся на занятия к отцу Бонифацию несколько раз в неделю и порой встречался там с кем-то из Дерини, которых он за это время узнал ближе и научился им доверять. Но после того, как он рассказал о грядущих переменах в совете регентов и об усиленном внимании Custodes к собственной персоне, ему, в общем-то, больше нечего было поведать им, кроме новостей о пленных Дерини.

Из четверых Дерини, обычно пребывавших в замке, не считая полдюжины, прикрепленных к гарнизону, на виду сейчас был один лишь Ориэль. Ран и Манфред забрали с собой Ситрика и Урсина; их ждали обратно не раньше дня рождения близнецов.

Джаван время от времени видел Деклана Кармоди, но тот до сих пор толком не приступил к исполнению своих обязанностей, после срыва, случившегося с ним три месяца назад. Джаван старался избегать его, дабы не подвергать опасности свой пока еще шаткий союз с Ориэлем.

Касательно жены и дочурки Ориэля Джавану мало что удалось узнать. Он выяснил, что все семьи Дерини содержались под стражей в покоях ремутского замка. Однажды он даже заметил краем глаза Алану д'Ориэль, гулявшую во дворе под присмотром стражи, но заговорить с ней или еще с кем-то из пленных было бы немыслимо. А проникнуть в их апартаменты не под силу оказалось даже принцу, обученному Дерини.

Так и проходили дни после Пасхи, и Джаван с союзниками пока просто старались выгадать время в ожидании Троицы. Ивейн продолжала свои изыскания с помощью Джорема и Кверона, работая с недавно обнаруженными рукописями, а Целитель копался в памяти в поисках еще каких-нибудь крупиц древних традиций, сохраненных гавриилитами, что могли бы пригодиться им сейчас.

Впрочем, Дерини не только корпели над манускриптами. В передышках между чтением и ментальными упражнениями, они старательно расчищали зал под киилем. На помощь им пришли четверо доверенных слуг Ивейн, которым, по их собственному согласию, слегка подправили память, дабы сохранить тайну этого священного места. В ожидании того дня, когда можно будет попытаться оживить Камбера, они даже соорудили набор деревянных кубов, наподобие описанных Квероном, и выкрасили их в черный и белый цвета, как изнутри, так и снаружи. Позже, их можно будет собрать воедино в комнате под киилем… В этой работе слуги, разумеется, им не помогали, невзирая даже на все изменения в воспоминаниях.

Но все равно, и для троих Дерини время тянулось бесконечно, они с нетерпением ожидали, когда наконец подойдет Троицын день и Реван начнет свои проповеди. Ибо хотя они уже решили для себя, как должно будет проходить воскрешение Камбера, но не хотели рисковать, пока не убедятся, что у Ревана дела пойдут хорошо, на тот случай если во время обряда кто-нибудь из них погибнет.

В день рождения короля и принца Джавана они отслужили мессу за их благополучие, долгую жизнь и процветание, но никаких особых перемен в Ремуте по этому поводу не ожидали. Не готовился к ним и Джаван, когда поутру после торжественной мессы Карлан помогал ему с парадным облачением для церемонии.

— Что, вы думаете, вам подарят, ваше высочество? — поинтересовался паж, помогая своему господину через голову натянуть синюю шерстяную тунику. — Не удивлюсь, если это будет новый меч, или, может, новая сбруя для вашего р'кассанского жеребца, или даже боевой конь, чтобы ездить на нем, пока жеребец не подрастет.

Джаван с улыбкой подтянул манжеты нижней туники, затем встряхнул нарукавниками и поправил длинный палантин. Шерсть без помех скользила по шелку, укладываясь на узких бедрах красивыми складками, когда Карлан застегнул на нем пояс из серебристых бляшек. Нарукавники были куда более яркими, чем носил Джаван обычно — алые с золотом, и с темно-синей вышивкой по краю, на алой подкладке. Спереди оверкот был расстегнут до пояса, чтобы показать высокий ворот и шитье нижней туники, — серебряная нить на синем фоне.