Кружева лжи - Анастасия Дока

– И мечта, – улыбнулся Иван. – Она мечтает сразиться интеллектом с выдающимся преступником.

– Мечта – это хорошо. Мечты помогают жить. Принести тебе кофе или ещё чего из автомата?

– Нет. Просто, – тяжело вздохнул, – посиди со мной рядом.

Гольцев стоял у окна, общался с мамой. О брате ничего не сказал. Соврал, будто встретится с другом и теперь выслушивал по телефону недовольство: он солгал, и она это прекрасно знала.

– Мы должны быть честными друг с другом. Слышишь?

– Да, мам. Но моё отсутствие и правда никак не касается нашей семьи. Тут… несчастье с коллегой.

– Он хоть выжил? – забеспокоилась женщина.

– Выживет. Она сильная.

– Андрюша, а это случайно не детективша?

– Она. Да всё будет в порядке! Не волнуйся.

– Детективша очень нашей Машеньке нравилась. Она всем о ней рассказывала. Такая смелая, решительная. Отчаянная. Машенька хотела быть такой же. Не бояться. Она же… всё-всё-всё собирала. Даже сплетни у твоих коллег. Да простит меня, моя доченька за то, что её секреты выдаю. Машенька… – послышались всхлипы.

– Подожди, мам. Ты сейчас о чём? У каких коллег?

– А приходил какой-то. Они у дома встречались. Он на машине приезжал, таксист ваш, вроде. Любезный такой. Помог мне с сумками.

– Мама!

– Что мама? А что я такого сделала?

– У меня нет коллег-таксистов!

– Не кричи. А что случилось-то?

Андрей уже догадался, кем был таксист.

– Всё нормально. Прости. Скоро буду. Не волнуйся. – Повесил трубку и сразу набрал Рукавицу.

– Знаю, – сказал тот, услышав Гольцева, – Содин выведал про мост у Маши, а она, конечно, знала о расставании с Соколовым. Об этом знали и в Управлении, и у нас.

– И я знал.

– Вот-вот. Да тот же Резников рассказывал о расставании на мосту, виня Соколова в страданиях Саши. Содин сказал: план Чириной с самого начала касался её. Всплакнул.

– Совесть? – недоверчиво уточнил Гольцев.

– Какая совесть, Андрей? У таких отморозков её быть не может! Страдалец переломался чуток при падении, пуля в плечо навылет, и грозится теперь нас засудить. Из-за своей судьбы страдает. Он же бедный, Чирина его соблазнила, а потом купила. А он пожить нормально захотел. Бред, короче. И мы у него виноваты. Общество, в смысле.

– Как обычно.

– А таким, как он ничего и не остаётся, – в трубке хмыкнули. – И, кстати, Содин и Римскую собирался убить. Но не сразу, обещал Чириной её помучить.

– Обломались, – хмыкнул Гольцев.

– И слава богу.

– Я только не понимаю одного, Владимир Андреевич, если Чирина всё продумала заранее…

– Не заранее. Запасной план.

– Откуда ей было знать, что Саша займётся делом ВРАЧА?

– Одноклассница, Васильева. Первая жертва. Наша Саша не прошла бы мимо такого дела. А придуманный маньяк ВРАЧ с отвлекающими рунами только подогрел интерес. Кто не знает, как Селивёрстова обожает головоломки?

Гольцев тоже выругался, вынужденно соглашаясь. Подцепить детектива на крючок было, к сожалению, довольно просто.

– И ведь тоже гримировался, гнида… Чирина научила. Талант года, чтоб её… – прошипел Рукавица. –  Поэтому и найти его не могли. Ещё и прятался под фамилией матери. Продуманный… тварь. – Замолчал. Было слышно, как закурил. Совсем иным тоном прозвучало:

– Как она?

– Неизвестно, – тихо ответил Гольцев.

– Будем надеяться.

– Будем надеяться.

***

Спустя пару часов.

Дима уходил. Александра изо всех сил пыталась его догнать. Казалось, сейчас она протянет руку, и коснётся его плеча, почувствует тепло. Но стоило ей в это поверить, как он удалялся. То ли по волшебству, то ли по воле злого рока.  То ли… по собственному желанию.

Он не хотел быть с ней.

Горькое осознание саднило душу, ядом растекалось по сердцу, заставляя его работать всё быстрее и быстрее, словно торопясь куда-то, словно, Саша могла что-то не успеть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дима уходил. Его силуэт расплывался, расплывался бесформенной кляксой, а затем начал исчезать.

Она желала ему счастья. Пусть он будет не с ней – с другой, но лучше так. Главное… пусть будет живой.

Горечь пропала. Сердцу стало тепло. Сначала ему, а затем и телу. Александра почувствовала прикосновение к руке и обернулась.

– Мне сказали, тебя можно навестить. Поговорить. И вот… я здесь. Остальные ждут в коридоре, волнуются за тебя, а ты всё лежишь. – Вздох. – Саша… Саша, я обещаю баловать тебя тортами еженедельно. Слышишь? Нет. Ежедневно. Если хочешь. И буду твоим самым лучшим помощником, учеником. Называй, как нравится.

Она открыла глаза и поймала тень на потолке. Или муху? В больнице всегда есть мухи.

– А ещё я скуплю для тебя все носки, какие захочешь. Даже самые смешные. Даже тех же цветов! Только… – крепко сжал её пальцы.

– Только… – еле слышно произнесла Александра, – не заставляй меня вставать к плите.

– Саша… – Иван заплакал, не стесняясь. – Сашенька…

Когда появились силы, не только физические, Александра навестила маму. Та медленно шла на поправку и, к счастью, когда не спала, молчала. О случившемся не говорили. Они, вообще не говорили. Саша сидела рядом, держала её за руку и слушала неровное дыхание. Когда маму накрывал сон, Саша плакала. Тихо. А потом выходила из палаты и возвращалась к себе.

На выписку явились все. Даже старик Анюхин. Александра была растроганна и плохо сдерживала эмоции. После случившегося держать лицо оказалось непросто. Привычный образ, словно, надломился, потерял упругость, способность приноравливаться к обстоятельствам.

Бриз всё это время был рядом. Приносил соки, пирожные с кремом, хотя врачи и запрещали. Жирное не помогает выздоровлению. Читал ей книги. Смешно держа выражение – выходило гротескно, – и делая чрезмерные паузы в особо трогательных моментах.