Попытка к бегству. Хищные вещи века. За миллиард лет до конца света. Гадкие лебеди - Борис Стругацкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да нет… насколько я помню – нет. При мне, во всяком случае, никто не приезжал. Может быть, жена что-нибудь по этому поводу знает…
Игорь Петрович задумчиво покивал, затем спросил:
– Ну а приходилось вам с ним говорить о науке, о работе?
Опять о работе.
– О чьей работе? – мрачно спросил Малянов.
– О его, конечно. Ведь он, кажется, был физиком…
– Понятия не имею. Скорее уж ракетчиком каким-нибудь…
Он еще не успел договорить, как его обдало холодом. То есть как это – БЫЛ? Почему – БЫЛ? Ключ не занес… Господи, да что же случилось, наконец? Он уже готов был заорать во весь голос: «То есть в каком это смысле БЫЛ?» – но тут Игорь Петрович совершенно сбил его с панталыку. Стремительным движением фехтовальщика он выбросил в его сторону длинную руку и выхватил у него из-под носа какой-то черновик.
– А это откуда у вас? – спросил он резко, и мирное лицо его вдруг хищно осунулось. – Откуда у вас это?
– По… позвольте… – проговорил Малянов, приподнимаясь за похищенным черновиком.
– Сидите! – прикрикнул Игорь Петрович. Сизые его глазки бегали по лицу Малянова. – Как к вам попали эти данные?
– Какие данные? – прошептал Малянов. – Какие, к черту, данные? – заревел он. – Это мои расчеты!
– Это не ваши расчеты, – холодно возразил Игорь Петрович, тоже повышая голос. – Вот этот график – откуда он у вас?
Он издали показал листок и постучал ногтем по кривой плотности.
– Из головы! – сказал Малянов свирепо. – Вот из этой! – Он постучал себя кулаком по темени. – Это зависимость плотности от расстояния до звезды!
– Это кривая роста преступности в вашем районе за последний квартал! – объявил Игорь Петрович.
Малянов потерял дар речи. А Игорь Петрович, брюзгливо оттопырив губы, продолжал:
– Даже срисовать толком не сумели… Не так она на самом деле идет, а вот так… – С этими словами он взял карандаш Малянова, вскочил и, положив листок на стол, принялся, сильно надавливая, чертить поверх кривой плотности какую-то ломаную линию, приговаривая при этом: – Вот так… А здесь вот так, а не так… – Закончив и сломав грифель, он отшвырнул карандаш, снова уселся и посмотрел на Малянова с сожалением. – Эх, Малянов, Малянов, – произнес он. – Квалификация у вас высокая, опытный преступник, а действуете как последняя сявка…
Малянов обалдело переводил взгляд с чертежа на его лицо и обратно. Это не лезло ни в какие ворота. То есть до такой степени не лезло, что не имело смысла ни говорить, ни кричать, ни молчать. Собственно, строго говоря, в этой ситуации следовало бы попросту проснуться.
– Ну а жена ваша в хороших отношениях со Снеговым? – спросил Игорь Петрович прежним вежливым до бесцветности голосом.
– В хороших… – сказал Малянов тупо.
– Она с ним на «ты»?
– Послушайте, – сказал Малянов. – Вы мне чертеж испортили. Что это такое, в самом деле?
– Какой чертеж? – удивился Игорь Петрович.
– Да вот этот, график…
– А! Ну, это не существенно. Снеговой заходит в гости, когда вас нет дома?
– Несущественно… – повторил за ним Малянов. – Это, знаете ли, вам несущественно, – проговорил он, поспешно собирая со стола бумаги и кое-как распихивая их по ящикам. – Сидишь тут, сидишь как проклятый, вкалываешь, потом приходят всякие и говорят, что это несущественно… – бормотал он, опускаясь на корточки и собирая черновики, разбросанные по полу.
Игорь Петрович без всякого выражения следил за ним, аккуратно ввинчивая сигарету в мундштучок. Когда Малянов, отдуваясь, потный и злой, вернулся на свое место, Игорь Петрович спросил вежливо:
– Вы разрешите закурить?
– Курите, – сказал Малянов. – Вон пепельница… И знаете, спрашивайте поскорей, что вам нужно. Мне работать пора.
– Это зависит только от вас, – возразил Игорь Петрович, деликатно выпустив дым из угла рта в сторону от Малянова. – Вот, например, такой вопрос: как вы обычно называете Снегового – полковник, по фамилии или по имени-отчеству?
– Когда как придется, – буркнул Малянов. – Какая вам разница, как я его называю?
– Полковником тоже называете?
– Ну, называю. Ну?
– Это очень странно, – сказал Игорь Петрович, осторожно стряхивая пепел. – Дело в том, что Снеговой получил звание полковника только позавчера.
Это был удар. Малянов молчал, чувствуя, что лицо его заливается краской.
– Так откуда вы узнали, что Снеговой произведен в полковники?
Малянов махнул рукой.
– Ладно, – сказал он. – Чего там… Ну, прихвастнул. Ну, не знал я, что он полковник… или там подполковник… Просто я вчера к нему зашел, увидел китель с погонами… ну, вижу – полковник…
– А когда вы вчера у него были?
– Да вечером. Поздно… Книгу вот у него взял. Вот эту…
Это он зря сболтнул – про книгу. Игорь Петрович сейчас же книгу придвинул к себе и принялся ее листать, а Малянов покрылся холодным по́том, потому что понятия не имел, что это за книга и о чем.
– Это на каком же она языке? – рассеянно спросил Игорь Петрович.
– Э… – промямлил Малянов, вторично покрываясь холодным по́том. – На английском, надо полагать…
– Да нет как будто… – проговорил Игорь Петрович, вглядываясь в текст. – Это все-таки кириллица у вас… не латынь… А? Да это же русский!
Малянов облился по́том в третий раз, но Игорь Петрович только положил книгу на место, нацепил свои черные очки и, откинувшись в кресле, уставился на него. А Малянов уставился на Игоря Петровича, стараясь не мигать и не отводить взгляда. В голове у него было следующее: сук-кин ты сын… капитан Конкассер вшивый… не скажу, где наши…
– На кого я похож, по-вашему? – спросил вдруг Игорь Петрович.
– На тонтон-макута! – ляпнул Малянов не задумываясь.
– Неправильно, – сказал Игорь Петрович. – Попробуйте еще разок.
– Не знаю… – пробормотал Малянов.
Игорь Петрович снял очки и укоризненно покачал головой.
– Плохо! Ну – плохо! Никуда не годится. Странное у вас представление о наших органах следствия… Это надо же – тонтон-макут!
– Ну а на кого же? – спросил Малянов трусливо.
Игорь Петрович назидательно потряс перед собой очками.
– На человека-невидимку! – сказал он раздельно. – Единственное сходство с тонтон-макутом – единственное! – что тоже пишется через черточку.
Он замолчал. Стояла тяжелая ватная тишина, даже машины перестали взревывать под окном. Малянов не слышал ни одного звука, и ему опять мучительно захотелось проснуться. И вдруг в этой тишине грянул телефон.