Тимош и Роксанда - Владислав Анатольевич Бахревский

Иисусом Христом, и перед святым Евангелием, и перед пречистою Богородицею, и пред святыми его ангелами, и перед всеми святыми — держать и сохранять евангельские Христовы догматы, правила святых апостолов, святых отцов и благочестивых царей законы! Обещайте это не ложно! И нас послушати обещайте во всем, яко начальника и пастыря и отца крайнейшего! Коли дадите такой обет, то и я, по желанию и по прошению вашему, не могу отрекаться от великого архиерейства.

И пошел с царем и всеми чинами в Соборную церковь, и было там наречение нового патриарха.

Через день, 25 июля, митрополит казанский и свияжский Корнилий рукоположил Никона в патриархи. Постановление на престол совершалось чинно и пышно, и самой Византии не уступая в торжественности и великолепии.

А потом, как водится, был царский пир за царским столом.

В конце пира Никон пошел от стола красным крыльцом к церкви Благовещенья и, сойдя с паперти, сел на осла и объехал вокруг Кремля и Китай-города. По возвращении в палаты он был пожалован царем серебряным кубком, десятью аршинами золотого атласа и десятью аршинами камки и сорока соболями.

Так началась эпоха Никона, столь жданная государем, столь ему желанная. Безвременью и безволию в Московском царстве пришел конец.

2

Роксанда кружилась по комнате и пела:

Молодец, Иван, молодец!

Пидрубав вишеньку пид корнец.

Комнатные девушки посыпали ее покои голубыми цветами розмарина, чтобы все было так, как в украинской хоте.

— И на меня! И на меня! — кружилась Роксанда. — Сыпьте, не жалейте! Я обернусь мавкою!

Подбежала к Иляне, обняла ее:

— Как славно пахнет. Я непременно буду жить в хате.

Одернула на себе плахту, уперла руки в боки:

— Гожусь?

Иляна улыбалась.

— Никогда не видела тебя такой счастливой.

— Потому что я не была счастливой. А теперь я — счастливая. Мой будущий муж — великий казак! От него все мои прежние женихи бегали сломя голову, а старый Калиновский и вовсе голову потерял.

Эмилия подняла руку:

— Слышите?

В отворенные окна долетала обжигающая ноги молдаванеска.

— Люди пляшут, — сказала Эмилия.

— С чего они пляшут? — спросила Роксанда. — Не праздник.

— Радуются. Нашествия не будет.

— Вот видишь, Иляна, какая у меня свадьба? — воскликнула Роксанда. — Одно дело — когда во дворце праздник, и совсем другое дело — когда праздник у всего народа. У меня знаешь какая мысль села на голову?

Иляна засмеялась. Они все теперь учили украинский язык, даже Домна Тодора.

— Думки обсилы голову, — поправила княжну Иляна.

— Вот-вот — обсилы. Я рожу Тимошу — двойню!

— Так уж и двойню?

— Двойню! Как это по-украински?

— Не знаю.

— Позовите бабку Зозулю.

Тотчас кликнули старуху-украинку, которая учила княжну и ее подруг языку.

— Двойня? Да так и будет: двийнята или еще блызнята. А ты что это загадываешь-то? Замуж еще не вышла, а загадываешь? — сказала старуха строго.

Роксанда смутилась.

— Скажи, как по-украински — краснеть? — выручила подругу Иляна.

— Червониты по сами вуха, а можно и по-другому сказать — червониты по саме волосся… К матери твоей, к Домне Тодоре, кобзаря доставили. Думы поет.

— Так что же мы здесь сидим?! — всполошилась Роксанда. — Я очень, очень хочу послушать казацкие думы. Скорее, скорее!

Подняла свою девичью стаю, полетела на половину Домны Тодоры.

3

На свадьбу свою шел Тимош, как на войну. Опасался нападения литовского гетмана Януша Радзивилла.

Толмач Георгий, в своем деле человек умелый, съездил в очередной раз в Яссы, привез не только договор о дне свадьбы, трех бояр-заложников, но и всякие тайные вести.

Валашский господарь Матей Бессараб сговаривался с венгерским князем Ракоци и с литовским гетманом Янушем Радзивиллом о совместном выступлении против господаря Лупу и гетмана Хмельницкого. В союзе Молдавии и Войска Запорожского Матей Бессараб и Ракоци видели для себя угрозу. У Радзивилла с казаками были свои счеты. Василий Лупу переслал с Георгием письмо литовского гетмана. Радзивилл писал: «…изволь, ваша господарская милость, ведати, что кровопролитие великое имеет быть. Будет бой последний. Либо полякам погибель, либо Руси. Если победят поляки, тогда вконец погибнет род и вера русская и вся Украина с великою жалостью сердца людского испустошена будет. Вся прибыль достанется поганым татарам и туркам. А если победят казаки, то уж лучше казачьей нужи и мучительства погибель и нужа от цесаря немецкого и от шведов. Итак, монархия короны Польской, из давнего века будучи по всему свету славна, попадет в подданство». И разумеется, литовский гетман не желал погибели Польской короны.

Имея под рукой десять тысяч отборного казачьего войска, 18 августа Тимош Хмельницкий подошел к городу Сороки на Днестре. Здесь его приветствовал посол молдавского господаря великий дворник Тома. В замке был устроен торжественный обед.

Золотой, как фазан, Тома сказал заздравную речь и принялся перечислять припасы, которые он привез для угощения казачьего начальника и его ближних людей. Тимош глядел себе под ноги, слушая перевод.

— А теперь прошу вашу милость подойти к окну! — Тома просиял, заранее надеясь, что сюрприз понравится молодому казаку.

Тимош вышел из-за стола: на площади, под окнами, запряженная в шестерку белоснежных лошадей, сияла, как ларец для женских украшений, золоченая карета.

— На этой карете вашу милость повезут в Яссы, — сказал Тома.

Тимош тотчас пошел прочь на свое место.

— Скажи ему, — бросил Георгию на ходу, — у меня конь есть, на своем доеду. А он пусть едет в Ямполь в ставку моего отца. Будет заложником.

Тома, старый придворный, принял грубость, как награду.

— Я слышал об этой удивительной верности казаков своим лошадям. Однако у меня тоже будет просьба к вашей милости. В Яссах вашу милость ждут как гостя. Прибытие столь большого войска будет выглядеть нашествием. Поезжайте в Яссы со свитой.

Тимош слушал боярина хмуро.

— Пусть его господарская милость пришлет в заложники своего брата, тогда я подумаю, всех ли казаков взять с собой в Яссы или половину.

Только 26 августа, когда молдавский гетман, брат Василия Лупу, прибыл в Ямполь, в стан Богдана Хмельницкого, Тимош переправился через Днестр с тремя тысячами запорожцев. Ночевали в Бельцах и Каушанах, в пятницу подошли к Яссам.

Рядом с Тимошем ехали генеральный писарь Выговский, полковник Федоренко, друг парубоцких забав Карых и толмач Георгий.

Все три тысячи запорожцев подобрались один к одному. Здесь были рубаки, ходившие во Францию вместе с Кривоносом, и те, кто сражался на Желтых Водах и под Берестечком, герои, бравшие Полонное, Бар, Старо-Константинов, битые в Красном, сидевшие в Виннице, в Стене, ходившие в посольствах в Москву и в Истамбул.

Славное было войско. Но зато какое