Чингисхан. Повелители стрел - Конн Иггульден

Монголы с нетерпением ждали, когда в городе начнется голод. Чингис не знал, насколько надежную защиту для тяжелых катапульт представляют собой каменные укрепления, однако нужно было чем-то занять людей. После изматывающей работы у них не оставалось сил на потасовки. Примерно в дне езды от Яньцзина разведчики нашли сланцевый холм, и теперь воины добывали камень с привычным для них воодушевлением, выламывали с помощью молотов и клиньев каменные глыбы, грузили их на повозки. Без опыта Ляна монголам пришлось бы нелегко. Цзинец проводил в каменоломне почти все время. Еще Лян показал, как скреплять камни густым раствором из жженого известняка. Стены росли с каждым днем. Чингис потерял счет повозкам со сланцевыми плитами, когда число их перевалило за тысячу, зато Тэмуге тщательно все записывал на куске пергамента.

Противовесами на огромных фрондиболах, построенных Ляном, служили веревочные сетки с крупными камнями, которые крепились на рычагах. У двоих воинов руки попали в устройство, и несчастные громко кричали от боли, пока Кокэчу проводил ампутацию. Чтобы облегчить страдания искалеченных, шаман втер им в десны густую зернистую массу, однако стоны не прекращались. За работой монголов наблюдали с крепостных стен Яньцзина. И не только наблюдали. Огромные, похожие на луки орудия перетащили на другое место и установили на гребне стены, как раз напротив монгольских осадных машин. Взмокшие от усилий императорские воины соорудили для мощных самострелов новые опоры. Цзиньцы, как и монголы, работали дни напролет.

Несколько сотен сильных мужчин перетащили фрондиболы к укреплениям, установили перед стенами Яньцзина. Чингис стоял на свежевыпавшем снегу и злился, видя, как цзиньцы посылают из семи огромных луков гигантские стрелы с железными наконечниками точно в каменный вал. Монголы пустили в ход метательные машины: два больших камня ударились о стены, не причинив серьезного вреда.

Фрондиболы пришлось перезаряжать долго. Все это время цзиньцы обстреливали укрепления тяжелыми, похожими на бревна стрелами. Вскоре на каменном валу, построенном монголами, появились трещины. После этого дело пошло быстрее. Камни отлетали от ударов, осыпали осколками Ляна и его подручных. Люди падали, закрывали лица руками, хватались за ушибленные места, а обстрел продолжался. Ни один осколок не попал в Ляна. Каменщик угрюмо наблюдал, как рухнула каменная стена, оставив метательные машины без защиты.

Какое-то время казалось, что фрондиболы устоят, но очередное бревно нашло цель, за ним еще три. Команды на крепостных стенах устали и стреляли реже, чем раньше, но каждый удар был ужасен. Те воины, что попытались оттащить фрондиболы подальше, погибли. Одно мгновение — и от кричащих, взмокших от натуги людей остались кровавые ошметки, а воздух наполнился снегом и пылью.

Спасения не было. Глядя на изувеченных людей и разбитые машины, Чингис злобно ворчал. Из-за городских стен раздавались радостные возгласы. «А Лян-то был прав», — с досадой подумал Чингис. Без надежных укреплений его орудия не сравнятся с цзиньскими по дальнобойности. Чингис предложил построить высокие, обшитые железом башни на колесах и подкатить к городу. Ему возразили: дескать, арбалетные стрелы пробьют их с той же легкостью, с какой монгольские стрелы пробивают доспехи. А если велеть кузнецам сделать броню толще, башни не сдвинешь с места. Какой-то замкнутый круг!

Пока Субудай посылал смельчаков вынести раненых из-под обстрела, Чингис сердито ходил взад-вперед. Его люди верили, что он сумеет взять Яньцзин, как брал другие города. А теперь, когда они увидели, что необычные осадные орудия Ляна разбиты в щепы, боевой дух в улусе упадет.

Чингис смотрел на Волчат, рискующих жизнью. К нему подъехал Хачиун и спешился. Он сохранял непроницаемое выражение лица, но Чингис чувствовал: брат раздосадован неудачей не меньше его.

— Те, кто построил этот город, позаботились о безопасности, — заметил Хачиун. — Силой его не возьмешь.

— Тогда я уморю всех жителей голодом! — огрызнулся Чингис. — Я уже поставил черный шатер. Пощады не будет.

Хачиун кивнул и внимательно посмотрел на старшего брата. У Чингиса всегда портилось настроение от вынужденного бездействия. В иные дни темники старались обходить хана стороной. До последнего времени, пока возводились каменные валы, Чингис был весел и доволен. Да что там говорить, все монголы рассчитывали на победу. Теперь-то понятно: цзиньский военачальник просто ждал, когда они перетащат новые осадные машины поближе к городским стенам. Кем бы он ни был, этот человек, терпения ему не занимать, а терпеливые враги — самые опасные.

Хачиун знал, что иногда брат склонен действовать необдуманно. Пока он еще слушает военачальников, но ближе к концу зимы наверняка захочет испробовать все, что угодно, лишь бы проникнуть в город, а в результате пострадают племена.

— Как ты думаешь, может, ночью послать людей на стены? — спросил Чингис, словно отвечая на мысли брата. — Человек пятьдесят — сто? Пусть подожгут город.

— Взобраться-то на стену нетрудно, — осторожно сказал Хачиун. — Да только наверху полно дозорных, кишат, словно мухи. Ты же сам говорил, что люди только зря погибнут.

Чингис сердито пожал плечами.

— Тогда у нас были катапульты. Но попытаться-то можно?

Светлые глаза брата глядели на Хачиуна в упор. Хачиун выдержал взгляд, зная, что Чингису нужна правда.

— Лян сказал, что в городе больше миллиона жителей. Кого бы мы ни послали, их затравят как бешеных псов.

Чингис хмыкнул, угрюмый и недовольный. Хачиун спешно искал способ поднять ему настроение.

— Может, настало время отправить темников в набег, как ты обещал? Быстрой победы ждать не приходится, а в этой стране есть и другие города. Пошли своих сыновей с войсками, пусть учатся военному ремеслу.

Хачиун заметил, что на лице брата промелькнуло сомнение, и понял почему. Чингис доверял своим темникам действовать самостоятельно. Они были преданы хану и телом и душой, хотя до сих пор война велась под наблюдением Чингиса. И теперь ему нелегко принять решение отослать своих военачальников за тысячи ли от улуса. Он не раз соглашался, что это было бы правильно, а вот приказа так и не отдал.

— Неужели ты страшишься предательства? — тихо спросил Хачиун. — Чьего? Арслан и его сын Джелме с самого начала были с нами. Может, ты сомневаешься в Хасаре? Или не веришь Субудаю, который тебя боготворит? Или мне?

Чингис сдержанно улыбнулся. Посмотрел на неприступные стены Яньцзина. Вздохнул, понимая, что не сможет три года удерживать на этой равнине огромное количество привычных к действиям людей. Да они же поубивают друг друга на радость цзиньскому императору!

— А если все войско отослать? Останусь один, может, тогда цзиньцы отважатся выйти.

Хачиун рассмеялся, представив себе это зрелище.

— Честно говоря, они наверняка решат, что ты хочешь заманить их в ловушку, и останутся в городе, — ответил он. — Хотя на месте императора я бы заставлял всех годных для воинской службы мужчин практиковаться каждый день и создал бы целую армию. Нельзя оставлять у стен города слишком мало людей, иначе цзиньцы могут решиться на атаку.