Звонок с того света - Лайза Джексон

– Все правильно. Так и надо.

Фраза была двусмысленной. Может, так и надо, чтобы об нее вытирали ноги, обращались как с тряпкой? Слезы брызнули у нее из глаз и потекли по горячим щекам, смывая косметику.

– Я поступила глупо, да? Ты не одобряешь?

– Я одобряю все, что ты делаешь.

«Как хорошо! Скажи еще что-нибудь!»

– Когда ты такая разгневанная, ты меня очень возбуждаешь, – услышала она.

Неужели? Этих слов она не надеялась дождаться.

– Давай встретимся поскорее.

– Боюсь, что из меня сегодня выйдет неважная любовница. Я так расстроена...

– Зато я приготовил тебе сюрприз. Наша встреча останется у тебя в памяти на всю жизнь.

Ради такого обещания Мелани была готова тут же осушить слезы, наложить новый грим на лицо и мчаться на свидание без оглядки.

Стоя на площадке постамента скульптуры Эндрю Джексона, где бродячие клоуны в уморительных масках старались рассмешить собравшуюся публику, «отец Джон», только что отключивший свой мобильник, от души расхохотался. Никакая пошлая острота или ужимка уличного шута не могла бы его развеселить так, как удалось этой глупой девице.

Невидимый, неразличимый в толпе туристов и прочих бездельников, прячущих свои глаза от новоорлеанского солнца за темными очками, он наблюдал, как Мелани стремительно и грациозно сокращает на своих высоких каблучках пространство, отделяющее ее от него, а точнее, от ее неминуемого конца.

Сколько в ней тщеславия, сколько самонадеянности в этой глупышке, подцепленной им в баре на Бурбон-стрит! На ее слабых струнах было так же легко сыграть, как и с его пленником. Тому нужны были наркотики, а Мелани – лесть. Лесть и секс – вот гремучая смесь, которая на нее действовала безотказно.

Он отвернулся и устремил взгляд поверх голов на Миссисипи, поблескивающую темной сталью сквозь листву прибрежных деревьев. В могучей реке, в ее медленном, неотвратимом течении была такая же тайна, какая заключалась в нем самом.

Монтойя, впервые приглашенный Бейтсом к себе домой, распоряжался в нем вполне по-хозяйски.

– Разве у тебя ничего нет покрепче пива?

– Если ты желаешь напиться, то ближайший бар в двух кварталах.

– А ты? Вроде бы мы не на работе.

– Я постоянно на работе, – огрызнулся Бентс.

– Чепуха! – Монтойя возмущенно рассматривал содержимое холодильника своего напарника. – Истинно по-американски. Ни жирного, ни спиртного... Тебе всего сорок лет, а ты уже перестал жить по-человечески. Завяжи еще с сигаретами, и можешь здоровеньким ложиться в гроб. Хорошо, что свой ужин я догадался захватить с собой.

Монтойя по дороге заглянул в любимую пиццерию.

– Впрочем, теперь мне все понятно. – Он заметил на тумбочке в углу целый набор четок. – Ты ударился в религию и готовишь себя в отшельники?

– С первого раза не угадал. Попробуй напрячь мозги, – посоветовал Бентс с усмешкой.

– Ну, хорошо. Я вижу перед собой четки. Убийца их использовал как оружие. Мы вроде бы это установили, изучив ранки на шеях жертв. Он даже в открытую заявил об этом, оставив один экземплярчик на шее манекена. Следует вывод, что он фанатичный католик и свихнулся на своей вере. Таких в городе пруд пруди, они шляются везде... Я сам когда-то истово молился. Был такой период...

– А теперь подставь свою шею, Монтойя, – предложил Рик.

– Собрался душить меня?

– Ради эксперимента. Можешь закрыть глаза, если страшно.

Бентс накинул петлю и стал затягивать ее на шее партнера.

– Может, хватит? – осведомился тот.

– Я давлю изо всех сил, а ты жив. Обычными четками не задушишь и не оставишь таких ран. Убийца изготовил их сам.

– Не проще ли было использовать веревку или проволоку? – удивился Монтойя.

– Нет. Четки для него – символ. В смерти от такого ритуального предмета есть особый смысл. Я начинаю думать, что доктор Лидс была права, когда говорила о какой-то связи с «Потерянным раем» Мильтона.

– Весьма начитанный маньяк! – улыбнулся Монтойя.

– Не мешает и мне достать экземпляр и ознакомиться.

– Я таким дерьмом пудрил себе мозги в колледже. И засыпал здоровым сном после первой главы, – признался Монтойя. – Проще отыскать и прочитать эту книжонку в Интернете. А пока мы не углубились в литературные дебри, не хочешь ли послушать сведения, горячие, как пирожки?

– Выкладывай, пока совсем не остыли.

– Я попытался пройти по следу двух парней из Хьюстона – того, кто был ухажером Анни Сигер, и ее братца. Кажется, они оба ошиваются здесь, поблизости, адреса я их выяснил, но оба пропали без следа. Работу ребята бросили и по указанным адресам больше не проживают. Мне не очень-то хотелось соглашаться с теорией этого прощелыги Уиллера, что все завязано на смерти Анни, но чем-то подобным тут явно пахнет.

– Ты считаешь, что «Джон» убил ее?

– Да, и за нашим «Джоном» прячется либо Кент Сигер, либо Райан Циммерман.

– Предположим, что так. А каков мотив? Не говори мне, что, по твоему мнению, тут, как и везде, замешаны деньги. Я на это объяснение не куплюсь.

– На этот раз я тоже. Но есть в биографии Анни Сигер что-то такое, о чем мы не знаем, и что, черт нас побери, надо обязательно раскопать, иначе нам грош цена. И куда, в конце концов, подевались эти два парня, Сигер и Циммерман?

– Хороший вопрос, – уныло согласился Бентс.

– А тебя не мучает дурное предчувствие... насчет их обоих?

– Ты просто читаешь мои мысли, напарник.

Тай бомбардировал электронными посланиями Эстеллу Фарадей и не получал ответа. Текст варьировался раз от раза, но смысл оставался неизменным:

«Я, Тай Уиллер, передал в полицию Нового Орлеана всю информацию, какую имел на данный момент. Логично предположить, что здешний серийный убийца имеет какое-то отношение и к смерти Анни. Будь прокляты семейные секреты, Эстелла! Ведь гибнут невинные жертвы! Если вы что-то знаете, но скрываете, на вас ложится часть вины, и полиция имеет право предъявить вам обвинение в сообщничестве преступнику.

Это очень серьезно. Вы можете обратиться ко мне или непосредственно в полицию Нового Орлеана. Право выбора остается за вами. Пока еще не поздно это сделать. Но если еще одна женщина будет убита, то я сочту вас ответственной за это злодеяние и срочно приму надлежащие меры. Мой электронный адрес и номер телефона у вас есть. Не тяните время».

Отправив очередной призыв в безмолвное пространство, Тай прошел в гостиную и включил радиоприемник. В эфире звучали легкие джазовые записи, подготовленные коллегами Саманты и предназначенные для успокоения нервов. Но Таю они не помогали. Он сверился с часами. Наваррон, «дитя тьмы», его верный друг и ищейка, подозрительно запаздывал с докладом о своих последних открытиях.