Изменники родины - Лиля Энден

До приезда Гнутова пришлось ждать целых четыре дня.

Подлинных виновников побега арестованной партизанки никто не заподозрил: решили, что она сама нашла выход в старый окоп. Ее искали по всему городу, но обыскать дом бургомистра ни жандармскому хауптману, ни Лисенкову в голову не пришло.

На третий день поиски прекратили, предполагая, что беглянка давно скрылась из города. Был только развешен по всем углам новый громовой указ, грозивший расстрелом все укрывателям партизан.

Случилось так, что в жандармерии испортилась пищущая машинка, а русской машинки у них вообще не было, и этот приказ принесли в Крайсландвирт с просьбой перепечатать в возможно большем количестве экземпляров.

Русский текст печатала Сомова, а немецкий с особенным удовольствием отщелкала Маруся, и она же принесла несколько экземпляров Венецкому.

— Вот вам, Николай Сергеевич, новый «вирд эршоссен», — проговорила она с еле скрываемым торжеством, и в ее глазах так и прыгали искорки смеха. — Надо будет разослать его всем старостам, чтоб не прятали партизан, а то говорят, что некоторые бургомистры — деревенские, конечно — занимаются такими делами!..

— Возможно, кто-нибудь и занимается, хотя я этого не думаю! — в тон ей отозвался городской бургомистр и погрузился в чтение нового приказа.

* * *

Наконец, приехал долгожданный Гнутов.

Лена остановила его на Крайсландвиртовском дворе.

— Прохор Ермолаич, вы зайдете к нам сегодня?

— Нет, Михайловна, некогда! Хочу сегодня же назад обернуться, — ответил тот. — У меня четыре подводы, я уже все повыписал, там мои люди на складе зерно получают, а я только на минутку к Шефферу зайти хочу, поговорить…

— Прохор Ермолаич! Задержитесь! — подчеркнуто произнесла Лена. — Зайдите к нам!

Моховский староста посмотрел на нее настороженно.

— Ну, ладно, вот подводы свои отправлю, и к вам зайду… Тогда я у вас заночую, а завтра домой — пешака!..

— Нет, одну подводу задержите! Без людей и чтоб на ней было несколько мешков!

Настороженность в темных глазах Гнутова сменилась искоркой деловитой усмешки.

— Несколько мешков, говоришь?… И чтоб без людей?… Занятно!.. А с чем мешки-то надобе чтоб были?… Али порожние?…

— Нет, полные… все равно с чем… Только — никому ни слова!

Прохор чуть заметно кивнул головой и пошел, бросив на ходу:

— Ладно, дожидай!

Часа через четыре он приехал на телеге с тремя мешками, наполненными зерном. Лена была дома одна.

— Где Сергеич-то твой?

— Еще на работе! Заходите, Ермолаич!

Лена раскрыла ворота и пропустила подводу во двор.

Прохор зашел в комнату, огляделся, сел у стола и вопросительно поглядел на хозяйку.

— Зачем звали-то, Михайловна?

— А вы, Прохор Ермолаич, смерти боитесь?

Гнутов удивленно открыл глаза.

— Смерти-то? Нынче такое время, что кто и дуже ее боялся, так и тому надоело бояться… Не хватит страху, коли эта самая смерть кажинный день над головой висит… поневоле привыкнешь… А я никогда ее особо и не боялся… В чем дело-то?

— Как по-вашему, есть на свете хорошие люди? — задала Лена второй вопрос, как будто не имеющий никакой связи с предыдущим.

— Маловато, Михайловна, хороших людей, а которые и были, так тех поубивало… А ты это про кого?

— Про Козловскую Евдокию Николаевну!

— Вон про кого! Это учительница, что депутатом выбирали?… Она нашему главному шалопуту лесному сестрой приходится… А правду говорят, что ее арестовали, а она сбежала?

— Правда!

— Молодец-баба!.. То-то Пылик, верно, злится, что из рук добыча ушла!.. А как она сбежать уладила, ты не знаешь?

Лена загадочно улыбнулась.

— Она очень хорошая, и многим добро делала, когда была депутатом и директором школы. Люди это не забыли!..

— Это верно!.. И мне у нее разок побывать пришлось!.. Правильная баба была!.. Так ей, значит, сбежать люди подсобили?… Ну, счастливый ей путь!..

— Вам с ней по дороге, Ермолаич! Подвезите ее до Вороньего Мха!

Этого Гнутов не ожидал.

— Подвезти до Вороньего Мха? Да ты, что — смеешься?

— Нет, не смеюсь! — ответила Лена. — Я вас для этого и звала!

— Да где же она?

— У нас на чердаке!

Прохор крякнул.

— Н-да!.. Дела!.. У самого, значит, бургомистра?… Как же я ее повезу?… Ее все знают, и документа нет… Али ты ей ауйвайс заготовила?

— Нет, документы сечас достать трудно, и можно вызвать подозрения… Мы другое придумали: вы ее в мешке повезете!..

— Ну и ну!.. Вместо ячменя с гречкой?!.. А, была не была!.. Давай мешок, а то у меня нет порожнего… И депутата своего давай сюда!.. Завидно и поедем!..

Евдокия Николаевна, слышавшая весь этот разговор, слезла со своего чердака.

— А, здравствуй, Николаевна! — приветствовал ее Прохор.

— Здравствуйте, товарищ Гнутов!

Старик мотнул головой.

— У нас теперь товарищи отменены! — сказал он. — Господами нынче все лаптежники заделались!.. Ну, давай, Николаевна, полезай в мех, повезу тебя в Мох!

Лена принесла большой пустой мешок; Евдокия Николаевна забралась в него и свернулась калачиком. Лена напихала в углы мешка и во все пустые места тряпья и сена и, когда мешок принял округлый вид, завязала его. Гнутов, не говоря ни слова, взвалил этот мешок себе на спину, вынес во двор и уложил на телегу, в самую середину, между другими мешками.

— Как вам там? Не задохнетесь? — спросила Лена.

— Нет, нет! Воздуху достаточно!.. Спасибо вам! — послышался слабый голос из мешка.

— Ишь ты! И не поймешь, где говорит! — усмехнулся Гнутов, усаживаясь на телегу и разбирая вожжи. — Ну, лежи тихо, Николаевна, не брыкайся, а то немцы подумают, что швайн везу, да и отберут на жаренку…

— А вы сядьте на меня, тогда и незаметно будет, — посоветовал голос из мешка.

— И то верно! — и Прохор слегка одним боком передвинулся с мешка с гречихой на мешок с пленницей. — А не дуже тяжело, Николаевна?

— Ничего, Тарас Бульба под кирпичом ехал! — попробовала пошутить Козловская.

— А, знаю, знаю!.. Занятная книжка! Под кирпичом ехал да еще жид сверху сидел… Ну, добре!.. Терпи, значит, Тарас Бульба, пока из города выберемся!.. Бывай здорова, Михайловна!.. Н-но!.. Пошла!..

Телега, запряженная гнедой кобылкой, тронулась. Уже в воротах Гнутов всем телом повернулся в ту сторону, где находилась полиция, и добавил с выразительным жестом: