Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - Александр Богданович

Части Третьей русской армии под командованием генерала Радко-Дмитриева дрогнули под сильнейшим натиском противника и начали сдавать позиции.

Первые сообщения о прорыве немцами фронта просочились во Львов, как обычно, через железнодорожников. То, что с российской армией не все ладно, уже чувствовалось. Поговаривали, что нехватку снарядов, винтовок, патронов российское командование пытается компенсировать «пушечным мясом». Об этом ясно свидетельствовали следовавшие через Львов один за другим эшелоны не с пушками, а с солдатами.

Слухи о «колоссальных потерях» русской армии и «стремительном наступлении» немцев росли, и вскоре неизбежность сдачи города уже ни у кого не вызывала сомнений.

Стали закрываться российские учреждения, поспешно распродавались по бросовым ценам продукты и имущество со складов и магазинов военных кооперативов. Народ мешками разбирал муку, сахар, вяленую рыбу, консервы, табак. На львовском ипподроме, куда завезли более трехсот лошадей с Волыни, можно было за несколько целковых купить приличную лошадь или слегка поврежденную повозку.

Освобождались реквизированные и снятые квартиры, при этом недавние «освободители» не считали зазорным прихватить с собой мебель и другие предметы обстановки. На загруженных доверху фурах, двигающихся к вокзалу, колыхались кое-как упакованные паркетины, белье, унитазы и даже содранные со стен шелковые обои.

Большинство населения города восприняло весть об уходе русских с воодушевлением. На улицах и в кнайпах оживленно обсуждали скорое возвращение к прежней жизни, а в униатских церквях в конце службы уже открыто пели «Ще не вмерла Украша…».

Однако немало коренных галичан пребывали в растерянности. Справедливо опасаясь возмездия за свое лояльное отношение к оккупантам, они толпами осаждали канцелярии губернаторов, градоначальников и местных властей в надежде получить пропуск на выезд в Россию. Количество выданных пропусков быстро перевалило за десять тысяч. Теперь их уже выдавали всем желающим без надлежащих проверок благонадежности. Поток беженцев нарастал. Дороги на восток превращались в живое человеческое море. Не ведая, чем кончится этот исход, крестьяне целыми селами спасались от репрессий, прихватив с собой весь домашний скарб, коров и лошадей.

Командование фронта старалось придать отступлению из Галиции организованный характер и свести к минимуму потери завоеваний в зимне-осенней кампании.

Начальник снабжения фронта Маврин издал приказ приступить к вывозу из Галиции «в спокойной обстановке всего, что годно для войск». Эти меры должны были осуществляться «под присмотром ответственных лиц с составлением описей и списков вывозимого имущества».

Помимо промышленного оборудования, хлеба, фуража, меди, лошадей, скота и другой живности, вывозу подлежали и предметы «исторического и артистического» значения.

Возле резиденции военного генерал-губернатора Галиции стояли десятки загруженных подвод с мебелью и другими предметами интерьера из дворца. Приемная же канцелярии и прилегающие к ней коридоры были забиты разношерстным народом. Одни пришли сюда, чтобы истребовать компенсацию за изъятое имущество, другие надеялись получить обещанные деньги за квартиры и другие услуги, немало было просителей за сидящих в тюрьмах близких и родственников. Российский люд, уже начавший было пускать здесь деловые корни, явился за помощью в ликвидации своих интересов.

В приемной губернатора публика была посолиднее. Здесь мало что напоминало о надвигающейся катастрофе. Молодой гусар был окружен товарищами, вид которых разительно отличался от офицеров в помятых мундирах с заросшими лицами, понуро шагающих в колоннах через город. Он рассказывал на французском забавную историю своего знакомства в Ницце с польской графиней. Его воспоминания время от времени прерывались восклицаниями, смехом и шутками.

Священник с интеллигентным лицом, в черной ситцевой сутане с массивным крестом на серебряной цепи, беседовал с полковником, вся грудь которого была увешана наградами. Святой отец беспокоился о православных священниках, которые по тем или иным причинам не могли покинуть свои парафин[220]в Галиции. Он высказывал надежду, что их безопасность будет гарантирована заложниками, вывоз которых из Галиции российское правительство возложило на губернатора. Собственно, он и прибыл сюда, чтобы дать разъяснение, кого из местных иерархов католической церкви следует включить в список.

Чуть в стороне о чем-то тихо дискутировал с коллегой лидер лояльной к российским властям польской партии народных демократов господин Грабский[221]. Эта партия связывала будущую независимость Польши с Россией. В своей докладной командованию Ширмо-Щербинский охарактеризовал ее как «проводящую русофильскую агитацию и популяризирующую воззвания Верховного главнокомандующего среди поляков в еще незанятых войсками районах Западной Галиции».

Грабский чувствовал себя здесь привычно, ведь он появлялся у Бобринского или его помощника генерала Половцева почти еженедельно. Губернатор питал к нему определенную симпатию, и его просьбы, которые в основном касались «незаконных реквизиций» культурных заведений и «беспочвенных подозрений и арестов», как правило, удовлетворялись. При нем граф позволял себе даже некоторые откровения в отношении своих чиновников: «Петроградские министерства присылают каналий, с которыми невозможно справиться. Они ломают всю политическую линию».

Цель сегодняшнего визита Грабского была упросить губернатора включить в список заложников десяток своих соотечественников однопартийцев и тем самым спасти оставляемую ими во Львове недвижимость от реквизиции австрийцами. Для себя Грабский избрал более надежный способ. Он нотариально оформил свой дом и землю в многолетнюю аренду своей знакомой госпоже d’Abancourt, указав в договоре якобы полученную по предоплате всю сумму сразу.

Забегая вперед, следует сказать, что Бобринский в большей части выполнил его просьбу. Списки заложников были опубликованы в последних выпусках газет и расклеены на афишных тумбах в городе.

За всем происходящим в приемной молча наблюдали два молодых человека в серых сюртуках и бриджах – наряде путешествующих англичан. Это были американские журналисты Бодман Робинсон и будущий автор известной книги об Октябрьской революции «Десять дней, которые потрясли мир» Джон Рид. Они уже побывали на Западном фронте и теперь приехали собирать материал для Metropolitan Magazine в «суровую, заманчивую и необъятную Россию». Их путь во Львов лежал через Буковину и русскую Бессарабию. Прихваченный с собой солидный запас коньяка помог им благополучно миновать без надлежащих пропусков Черновцы и Тарнополь. Во дворец губернатора они явились за разрешением осмотреть Перемышльскую крепость, еще не зная, что именно в этот день, в восемь утра, крепость была сдана неприятелю. Австрийцы опоздали на три дня сделать подарок русскому царю на день его рождения.