Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - Сергей Степанов

Столыпин внимательно следил за тем, что происходит в «соседнем густонаселенном государстве». Показательно, что он сослался на записку китайского сановника, представленную императору: «Как дерево без коры должно высохнуть, так и государство без крепких границ перестает быть державой». Подхватив это сравнение, Столыпин писал: «Действительная мера к укреплению границ одна – заселение малолюдных окраин. Прилив на окраину переселенцев, как живых соков, должен образовать и у нас в Сибири плотную живую кору русского дерева»[321].

Для обзаведения хозяйством на новом месте переселенец мог обратиться за денежной ссудой, которая выдавалась учреждениями Переселенческого управления. Такая практика существовала и раньше, но размер ссуды был ничтожным и колебался от 4 руб. до 16 руб. на душу. В 1906 г. средний размер ссуды составлял уже 66 руб., причем главноуправляющий землеустройством и земледелием князь Васильчиков настаивал на увеличении финансирования по этой статье расходов. Он докладывал Николаю II, что влияние законов 9 и 15 ноября «в настоящее время еще не сказалось и потому как в этом году, так и в будущем надо считаться с необходимостью располагать широким кредитом для ссудной операции». В 1906 г. бюджет Переселенческого управления составлял 6 млн рублей, но Васильчиков требовал увеличить его втрое. В письме Столыпину главноуправляющий настаивал на том, что переселенческому управлению для выполнения всех планов нужно 19 млн 200 тыс. рублей[322]. Из них в качестве ссуд переселенцам предполагалось выдать 8 млн 750 рублей увеличения. Как всегда, цербером казенного сундука выступал министр финансов В.Н. Коковцов. Он утверждал, что размер ссуд переселенцам неоправданно велик, и переселенческое управление вполне может обойтись 9 млн рублей[323]. Разногласия из-за объемов финансирования стали одной из причин ухода Васильчикова с поста главноуправляющего. Все же, несмотря на сопротивление Министерства финансов, бюджет Переселенческого управления постепенно рос. Всего за 1906 – 1915 гг. ссуды получили 851,9 тыс. чел.[324]

Увеличился и размер ссуд. Он варьировался от 150 до 500 рублей в зависимости от достатка переселенца и местности, где он водворялся. Самые большие ссуды выдавались переселенцам, выбравшим для поселения Дальний Восток и приграничные районы Енисейской губернии, Семиреченской, Семипалатинской и Ферганской областей. В этих регионах половина ссуды была безвозвратной. В современных научных работах по переселенческому делу задавался вопрос, достаточным ли являлся размер ссуды: «Нам известно, что на рубеже XIX – XX вв. сами переселенцы считали, что на обустройство на новом месте им необходимо 300 – 700 рублей… Выдававшиеся чаще всего ссуды 150 – 165 рублей явно не покрывали даже минимума расходов. Но если учесть возможный расчет правительства на то, что имеющие шанс на успех переселенцы должны были располагать еще хотя бы какими-то своими средствами, то сумму ссуды можно признать достаточно весомым подспорьем для осевших за Уралом переселенцев. Во всяком случае, следует признать, что она выросла»[325].

Ссуды переселенцам были не единственной статьей расходов переселенческого управления. Оно строило дороги, занималось гидротехническими работами, распространением агротехнических знаний и даже направляло в Сибирь и на Дальний Восток ботанические экспедиции. Деятельность Переселенческого управления подвергали критике многие современники. Писали о кое-как проложенных дорогах, неумелости и лени чиновников. Бывший служащий Главного управления землеустройства и земледелия И.И. Тхоржевский защищал честь своего ведомства в парижской эмиграции: «В то время не говорили «догнать и перегнать Америку», но масштабы и темпы колонизационной работы пришлось взять рекордно-американские. При отсутствии в Сибири земства и общей отсталости сибирской администрации Переселенческое управление занималось всем: проводило дороги, торговало молотилками, строило больницы, копало колодцы, корчевало и осушало, сооружало церкви, посылало в глушь – крестить и хоронить – разъездные причты…»[326]

Еще раз сошлемся на воспоминания В.Г. Тюкавкина, который молодым ученым, «проработав» все произведения Ленина, обратился к архивным фондам о переселенческом деле и вдруг увидел совершенно иную картину вместо описанной в сочинениях классика марксизма-ленинизма. «Но настоящим открытием оказались поездки в те села, которые были созданы в начале XX в. Их жители, старики, запомнили хорошего гораздо больше, чем недостатков. После поездки в Красноярский край я спросил начальника переселенческого отдела крайисполкома Штромилло о тех дорогах, которые, по данным чиновника лесного ведомства А.И. Комарова в книге «Правда о переселенческом деле», построены очень плохо «на каких-нибудь два-три года», и получил такой ответ: «Мы сейчас ездим по этим дорогам и благодарим тех строителей, если бы их тогда не построили, нам не удалось бы проехать во многие районы»[327].

Столыпинским переселенцам не повезло в том смысле, что на период массового переселения выпало несколько засушливых лет подряд. Для крестьян, незнакомых с сибирскими условиями, это стало тяжелейшим ударом. Один калужский крестьянин, исходивший в поисках земли пол-Сибири, описывал безвыходное положение своих земляков, поселившихся на Иртыше. Сначала они были полны надежд, они распахали нетронутую землю, сулившую отменный урожай. Ходоки поспешили вызвать с родины свои семьи. Но хлеб не уродился, и прибывшие семьи ждало горькое разочарование: «И день приезда их в поселок справедливо можно назвать днем величайшего плача, досады и попреков. Ради чего лишились они всего имущества на родине, которое собирали годами, ради чего истратили все деньги, вырученные за имущество, на дальнюю дорогу и ради чего терпели они столько мучений и пережили страшную опасность? И горько плакали здесь женщины и много насулили нехорошего всем тем, по милости которых они попали в эту сторону»[328].

Особенно тяжело доставалась раскорчевка участков в тайге и непроходимых болотах. Газета «Сибирь» писала: «Каждый клочок пахотной земли полит потом и кровью переселенцев, каждое обнаженное и осушенное болотце отмечено новыми крестами на поселковых кладбищах. Смертность и заболеваемость среди переселенцев очень высоки. Тайга за каждую пядь земли требует жертв»[329]. И все же большинство сумело приспособиться к непривычным условиям хозяйствования. Они перенимали опыт старожилов, заново учились приемам хозяйствования, а иной раз прибегали к хитрости. Так, в Уссурийском крае, куда, как и предупреждал Столыпин, интенсивно проникали китайцы, переселенцы столкнулись с иностранной конкуренцией. Как отмечали современники, «переселенцы, немного обжившись в крае, отлично понимают все преимущества китайской обработки земли. Но сами этих приемов не перенимали. И вот, уссурийские крестьяне, получившие огромные наделы, по 100 десятин на семью, придумали очень простой исход из безвыходного положения, создаваемого негодностью «российских» и непривычностью китайских способов хозяйствования: они сдают свои земли в аренду… тем же китайцам или корейцам – часто тем самым, которых согнали с места, чтобы отдать землю крестьянам»[330].