Историческая личность - Малькольм Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ее тут нет, – говорит Говард, – она в типографии.
Попозже на подушках под Говардом Энни Каллендар говорит:
– Не могу не думать о нем там.
– Его больше нет тут, больше нет, – говорит Говард, и действительно, Кармоди здесь больше нет, он бежал несколько недель назад, когда короткая сидячая студенческая забастовка – плакаты гласили: «Отстоим академическую свободу» и «Стойте за Кэрка» – потребовала его исключения, после того, как история его кампании против Говарда обрела широкую известность.
– Я так и не знаю, поверил ли ты мне, Говард, – говорит Энни Каллендар. – Я ему правда ничего не сказала.
– Не сказала ему что? – спрашивает Говард лениво. – Не сказала ему что?
– Я не сказала ему о том, что видела в тот вечер, – говорит Энни. – Как ты лежал тут с маленькой мисс Фий.
– Конечно, я тебе поверил, – говорит Говард.
– Почему?
– Я знал, кто ему сказал.
Энни шевелится под ним; она говорит:
– Так кто сказал? Кто же? Говард смеется и говорит:
– А по-твоему, кто? Кто еще знал?
– Маленькая мисс Фий? – говорит Энни Каллендар.
– Вот именно, – говорит Говард. – Ты умница.
– Но зачем она это сделала? – спрашивает Энни. – Чтобы устроить тебе неприятности?
– Видишь ли, она хотела помочь, – говорит Говард.
– Странный способ помогать тебе, – говорит Энни. – Я тебе так помогать не буду.
– Таков образ ее мышления, – говорит Говард. – Она сказала, что хотела защитить меня от нападок либеральных реакционных сил, а им требовалось что-нибудь, с чем напасть на меня, чтобы она могла защитить меня по-настоящему.
– Какая-то сумасшедшая логика, – говорит мисс Каллендар.
– А она немного сумасшедшая, – говорит Говард. Шум вечеринки гремит над их головами. Энни Каллендар говорит:
– А когда ты это узнал?
– Не помню, – говорит Говард.
– До того, как он уехал?
– Да, – говорит Говард.
– И в силу этого ты от него избавился, – говорит Энни Каллендар. – Вознесся к нынешней своей радикальной славе в академгородке.
– Он был отбросом истории, – говорит Говард.
– И ты уже знал, когда пришел ко мне в тот день? – спрашивает Энни Каллендар.
– Не помню, – говорит Говард.
– Конечно, помнишь, – говорит Энни Каллендар, – и ты знал.
– Ну, может быть, – говорит Говард.
– Ты это с ней спланировал? – спрашивает Энни.
– Кажется, мы что-то такое обсуждали, – говорит Говард.
– Но для чего? – спрашивает Энни.
– Я хотел тебя, – говорит Говард, – и должен был найти доступ к тебе.
– Нет, – говорит Энни, – не только. Это была интрига.
– А мне казалось, что ты предпочитаешь истории с интригой, – говорит Говард. – В любом случае ход истории сделал ее неизбежной.
– Но ты немного поспособствовал этой неизбежности, – говорит Энни.
– Существует некий процесс, – говорит Говард. – Он взыскивает со всех цену за место, которое они занимают, за позиции, которые они отстаивают.
– Но ты как будто путешествуешь бесплатно, – говорит мисс Каллендар.
– Некоторые путешествуют бесплатно, – говорит Говард, – другие платят приятную цену. Ты же довольна своей ценой, так ведь?
– Лечь с тобой в постель? – спрашивает мисс Каллендар.
– Что и было реальной целью, – говорит Говард.
– Нет, – говорит мисс Каллендар.
– Ш-ш-ш, – говорит Говард. – Безусловно, да. Вверху над ними вибрирует шум вечеринки. В холле – небольшая свара; миссис Макинтош с одной портативной колыбелью стоит перед доктором Макинтошем с другой портативной колыбелью.
– Ты улизнул с ней наверх, – говорит миссис Макинтош, – а я занималась кормлением грудью.
– Девочка плакала, – говорит доктор Макинтош, – она была очень расстроена.
– Вот именно, – говорит миссис Макинтош. – Это последняя твоя вечеринка.
Но это лишь легкая перепалка, и внизу, в полуподвале они ее не слышат. Не слышат они ничего и когда выше в доме в спальне для гостей, где уже нет вещей Фелисити, разбивается окно. Причина – Барбара, которая, такая яркая в своем серебристом платье, всунув свою правую руку сквозь него и вниз, свирепо располосовывает ее о стекло. Собственно говоря, и никто не слышит; как всегда, на кэрковских вечеринках, славящихся множеством событий и тем, что они и сами – события, и правда, происходит много чего и всякого, и все участники полностью поглощены своим участием.