Камбэк - Лили Чу

в них больше жизни, чем обычно, если так можно сказать о волосах. Я избегала челки с тех пор, как школьный фотограф назвал меня фарфоровой куклой в день фотосессии в восьмом классе, но теперь могу похвастаться густой челкой, которая обрамляет лицо и подчеркивает глаза. Я в восторге. Она берет небольшое зеркало и показывает мне филигранную многослойную стрижку сзади.

Лицо – это отдельная история. Образ совсем не похож на тот, что я создаю сама с помощью обычной косметики, стараясь выглядеть профессионалом, но не более того. Мои щеки слегка порозовели, а губы цвета спелой вишни стали напоминать лепестки экзотического цветка. Кожа цвета слоновой кости, хотя и слегка веснушчатая, гладкая как стекло. Наен объясняет, как воссоздать такой лук, а я едва слушаю, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы посмотреть, как играют локоны в стрижке при движении. Несмотря на сильный блеск на губах, к ним не прилипает ни одна прядь. Наен ухмыляется и достает из ящика маленький баллончик.

– Лак для губ, – говорит она, прежде чем сунуть его в мою сумку, подмигивая при этом.

– Класс! – Входит Хана с широкой ухмылкой, и у меня отвисает челюсть. У нее короткий боб, чуть ниже ушей, и стрижка придает ей знойный вид. Она могла бы исполнять джазовые хиты, лежа на рояле в красном атласном платье. – Деньги Хуни потрачены не зря.

– Я верну ему деньги.

Она фыркает:

– Как будто он нам позволит.

Мы благодарим Наен, и та сияет от гордости за свою работу. Возвращаясь в приемную, я ступаю более раскованно и уверенно, нисколько не смущаясь, даже когда встряхиваю волосами. В конце концов, юристы – не сексуальные кошечки. Сильные, самодостаточные женщины – не сексуальные кошечки. Когда парень неземной красоты столбенеет при виде меня, широко распахивая глаза в знак восхищения, я чувствую себя королевой бала.

Я решаю, что могу быть кем угодно, если захочу.

Ен ждет нас, и когда мы появляемся в поле его зрения, он отвешивает нам поклон.

– Говорит, что мы прекрасно выглядим, – переводит его комплимент Хана.

Мы садимся в машину, и я встряхиваю волосами, такими легкими и гладкими на ощупь. Потом лезу в сумочку, заранее краснея от того, что собираюсь сделать.

– Спроси Ена, свободен ли он, чтобы кое-что передать?

Хана смотрит на коробочку в моих руках.

– Подарок? – Она обращается к Ену и кивает мне. – Он говорит, что нет проблем.

Я передаю коробочку, перевязанную лентой.

– Это для Джихуна. Ен сможет ему передать? Я даже не знаю, где он сейчас находится.

Ен прячет улыбку, забирая у меня посылку, в то время как Хана сгорает от любопытства. Не могу объяснить, почему купила ему пару сережек – я знаю, что стилисты обычно сами подбирают им аксессуары, – и это всего лишь простые колечки, но с рисунком в виде крошечных циферблатов, выгравированных на толстом металле. Когда я их увидела, то сразу подумала о нем.

Хана больше ничего не говорит по этому поводу.

* * *

Уставшие, но феноменально эффектные, мы возвращаемся в квартиру и бросаем свои сумки на пол, прежде чем взять из холодильника бутылки какой-то изысканной воды и рухнуть на диван. Я с удовлетворением оглядываю свой улов. Мне потребуется время, чтобы разобраться с новым гардеробом, в котором мой любимый черный, но теперь стильного покроя, разбавлен всполохами зеленого, красного и голубого. И еще больше времени уйдет на то, чтобы привыкнуть носить все это великолепие.

Не могу отрицать, что это был очень яркий и познавательный день даже без музеев.

Хана возит пальцами ног по толстому ковру и проверяет время.

– Через два часа нам надо выдвигаться. Ты уже решила, что наденешь?

Даже не думала, так что эти слова служат сигналом к тому, чтобы тащить покупки в свою комнату, где я встаю как вкопанная при виде коробки на кровати.

– Хана?

Она заходит, и я беру в руки длинную коробку, обернутую изумрудным бархатом, который переливается на свету сложным узором. Хана пританцовывает от нетерпения, пока я вскрываю ногтями упаковку, под которой обнаруживается простая черная коробка. Внутри аккуратно сложена папиросная бумага, усеянная крошечными серебристыми чайными чашками. Я разворачиваю бумагу и вижу внутри что-то черное.

У Ханы глаза на лоб лезут, когда я достаю блейзер.

– Это же «Хархок».

Мне незнаком этот бренд. Я встряхиваю блейзер, и Хана ахает. Это именно то, что я надела бы на работу, за исключением того, что такая модель сопоставима с двигателем с турбонаддувом. Шерсть, поблескивающая тонким тканым узором «черное на черном», мягкая и струящаяся под моими пальцами, а подкладка из небесно-голубого шелка с принтом в виде множества чайных чашечек.

– Примерь, – настаивает Хана. Ее шея уже замотана зеленым бархатом, как шарфом.

Я надеваю блейзер поверх рубашки, и он садится так идеально, будто сшит на заказ. Хана кружит вокруг меня, восклицая по поводу скрытых деталей. Внутри рукавов мягкие манжеты, так что я могу их подвернуть, а карманы расположены в ряд по внутренней стороне жакета. В одном из них я нахожу маленькую коробочку и бросаю ее на кровать. Внутренняя пуговица сзади означает, что я могу подтянуть его для более плотной посадки, и, когда Хана застегивает ее, блейзер совсем не морщится на талии. Затем мы обнаруживаем съемную нижнюю панель, которая превращает его в длинный жакет с поясом, и еще одну, позволяющую выпустить его на бедрах, и тогда получается то, что Хана называет баской. Она отступает назад, упирая руки в бока.

– Эта штука – настоящее произведение искусства, – говорит она. – Ты знаешь, что лист ожидания у «Хархок» такой же длинный, как на сумки «Биркин»? Это чудо, что они решили продать тебе.

– Бренд для богатых и знаменитых. – Селебрити.

Она хлопает меня по руке.

– И для тех, кто, по их мнению, заслуживает таких вещей. Бренд – это социальный кооператив. Прибыль идет на то, чтобы помогать девочкам получить образование и чтобы финансировать микрозаймы для женщин-предпринимателей.

Она видит мое замешательство.

– Джихун – один из амбассадоров этой фирмы. У StarLune вся лирика гендерно нейтральная. Разве ты не заметила?

– Тексты их песен в основном на корейском языке.

– Они носят платья.

– Я думала, это просто оригинальный стилистический образ.

Она закрывает глаза:

– Не могу поверить, что ты такая дремучая.

Честно говоря, я сама себе удивляюсь. Мое интернет-исследование было вопиюще избирательным, и мне неловко думать о том, почему меня больше интересовали кадры с музыкантами в окружении фанатских толп, чем история благотворительной деятельности группы.

Хана хватает коробочку, которую я нашла в кармане.

– Открой, открой