Рабыня драконьей крови. Часть 2 - Сильвия Лайм

Вот только прошло несколько стремительных страшных секунд грохота, и, когда пыль и огонь улеглись, оказалось, что полупрозрачная, густая тьма вокруг Оракула непроницаема.

Ее щит, подпитанный жизнью повелителя Детей Ночи, был способен выдержать все. Лаисса улыбалась, неторопливо двигаясь в сторону шара из огненных крыльев, внутри которого скрывались Айденион с его человеческой аарой.

И ничто не могло ее остановить.

Дряхлый старик широко улыбнулся, поднимаясь с колен на подрагивающих ногах. Он не отрывал взгляда от оракула, ожидая, что вот-вот все будет кончено. Черный кинжал, сотканный из самого мрака, уничтожит его врагов… А уж он сумеет вернуть свою силу. Вампиры восстанут, и вот дарки без древней силы короля и королевы уже не смогут ничего противопоставить им.

Ничего…

Огненные руна загорались в воздухе десятками, дарки все еще надеялись убить немертвую тварь, Элайдарион и еще четверо принцев метнулись к стройной фигуре лаиссы, пытаясь пробить ее некрощит зачарованным оружием.

Но ничего не выходило. Лаисса Селина просто улыбалась, словно не замечала их. Она уже была в шаге от Айдениона, сжимающего в руках бледную женскую фигуру. Тонкая рука Оракула занеслась над шеей Седьмого принца, а Кровавый князь открыл рот, буквально считая доли секунды, ожидая вот-вот увидеть, как умрет наследник королевской силы…

И в следующий миг зал закружился, щекой он ощутил удар о холодный пол, а глазами с удивлением наблюдал свое собственное обезглавленное тело в каком-то метре справа.

Губы высшего вампира беззвучно открылись, чтобы спросить, какого хрена, тут происходит. Но затем его тело осыпалось прахом, и последнее, что он успел заметить, это блеск меча проклятого золотоволосого принца Элайдариона, дофина империи, что убил его.

* * *

Айденион Огненнокрылый

Седьмой принц Новой Райялари держал на руках безжизненное тело своей бывшей аары и ничего не видел вокруг. Ничего, кроме ее лица, неестественно бледной кожи и закрытых глаз, в которых застыли блестящие золотом слезы.

Он неторопливо укачивал ее из стороны в сторону, и с его губ срывались сбивчивые болезненные слова. Он пытался говорить, говорить много и долго, чтобы высказать все, что не успел. Все, что понял совсем недавно, потому что у него просто не было времени, чтобы осознать это раньше.

До того, как она оставила его одного… и все вдруг потеряло смысл.

– Селина… Моя Селина, – еле слышно шептал он, с трудом замечая, как трясутся собственные губы. – Селина-а-а-а… Как же так вышло, моя бедная девочка… Моя огненная принцесса… Я ведь так много не успел тебе сказать. Не успел поблагодарить за то, какой ты была смелой. Моя простая человеческая аара… которая спасла жизнь драконьему принцу. Которая вернула меня, несмотря на все запреты. Никто, кроме меня, не знает, что ты сделала. И если ты не очнешься… если оставишь меня, то никто и не узнает, Селина! Открой глаза, девочка… единственная моя принцесса…

Он стиснул зубы, крепко зажмуривая глаза, потому что горло внезапно сдавило до спазма, от которого не вздохнуть, не сказать ни слова. Руки затряслись от непоправимой неизбежности.

Но он все равно продолжал шептать, через силу, несмотря на разорванную в клочья душу:

– Ты знаешь, я ведь никогда не относился к тебе как к настоящей ааре… Ты даже не успела этого понять. Да я и сам понял только теперь. Едва ты появилась в моей жизни, как не стало в ней кроме тебя никого другого. Любая попытка сделать тебя одной из десятка других погибала еще на этапе зарождения. Ты никогда не была одной из многих. Ты была единственной… И любые мои численные сравнения всегда оставались лишь для красивого словца. Когда-то я говорил, что людей в Новой Райялари бесконечно много. А дарков – не более двенадцати сотен… Нас мало, но даже среди нас ты была единственной… для меня. Всегда была единственной, хотя я этого никогда не понимал. Непростительно долго не понимал… Прости меня, Селина. Моя принцесса… Моя королева…

Он осторожно наклонился и коснулся губами ее холодных губ, чувствуя, что они не становятся теплее, как бы сильно он этого ни хотел. С ужасающей безысходностью понимая, что ничего уже не изменить.

* * *

Селина

Мне было грустно и страшно умирать. Я чувствовала, как жизнь утекает сквозь пальцы, но перед глазами не проносилось бесконечности воспоминаний прожитой жизни, как об этом обычно рассказывают. Я просто погрузилась в холодную тьму, из которой чувствовала, что уже не вернусь обратно.

И это было самое отвратительное, что я когда-либо испытывала.

Но еще страшнее стало, когда я вдруг обнаружила себя рядом Айденом и… собственным телом. Со стороны наблюдая, как мужские руки, залитые огнем, прижимают меня под куполом огромных пламенных крыльев. Слыша, как мой принц шепчет надо мной горькие прощальные слова, от которых у меня по щекам потекли слезы.

– Айден… – проговорила я, касаясь прозрачной ладонью его крыла и проходя сквозь него. – Айден, я здесь!

Но он меня больше не слышал. И вот тогда я отчетливо поняла, что действительно умерла.

Если бы в моей прозрачной груди было сердце, оно остановилось бы в тот же миг от ужаса, который я испытала в эту секунду. Но, похоже, мое сердце остановилось несколькими минутами раньше и повторно это сделать уже не могло.

Вот только в какой-то момент, когда меня с ног до головы охватило неконтролируемое уничтожающее чувство, что так быть не должно, что это нечестно, я вдруг увидела в беснующемся аде тронного зала вампиров женскую фигуру.

Фигуру, которая должна быть тут лишней!

Она сверкала, словно солнце с малиновыми всполохами. Как рассвет на горизонте, когда светило еще только-только показывается, освещая тьму.

И время остановилось.

Я смотрела на четверых принцев, которые занесли мечи и колдовские печати над застывшим черным пузырем Оракула Шеллаэрде. Смотрела на обезглавленное тело Кровавого князя и на принца Элайдариона, что, сдвинув светлые брови, стоял над ним. На вампиров, которые замерли в попытке убежать от десятков дарков, что намеревались их убить.

И не понимала, что происходит. Только женщина в сверкающем плаще была все ближе, пока я не поняла, что передо мной… старая баба Лида со своим огромным черным попугаем!

В этот миг у меня в голове мелькнула мысль, что, может, я и не умерла вовсе, а просто слегка помутилась рассудком. Это было бы и понятно, учитывая все то, что со мной произошло за последние недели. И, надо заметить, этот вариант нравился мне гораздо больше смерти!

– Нет-нет, киска, ты все-таки умерла, – обрадовала меня старуха, подойдя ближе и радостно улыбаясь.

– Ну замечательно, – проговорила я, едва шевеля губами.

А баба Лида достала конфетку из кармана, невозмутимо бросила в рот и, повернувшись к пылающим крыльям Айдена и моим собственным, прищурилась.