Назад в Лабиринт - Трейси Хикмэн

– Почему они меня не видят? Почему не разговаривают со мной? – спрашивала Алеата, повернувшись к гному.

– Они не настоящие, вот почему, – угрюмо ответил Другар.

Алеата снова посмотрела на них. Люди-тени скользили мимо нее, над ней, вокруг нее.

И вдруг свет погас и все исчезло.

– О-о! – разочарованно протянула Алеата. – Где же они? Куда пропали?

– Когда гаснет свет, они пропадают.

– Они вернутся, когда свет загорится снова? Другар пожал плечами.

– Когда как. Иногда возвращаются. Иногда – нет. Но обычно в это время, после обеда, я вижу их здесь.

Алеата вздохнула. Сейчас она чувствовала себя еще более одинокой.

– Ты сказал, они ненастоящие. Тогда кто они, как ты думаешь?

– Возможно, тени прошлого. Тени тех, кто когда-то жил здесь, – Другар пристально разглядывал звезду. Потом погладил бороду и с грустью сказал: – Обман зрения – шутки местной магии.

– Ты видел там своих соплеменников, – сказала Алеата, догадываясь, о чем он думает.

– Тени, – повторил он хриплым голосом. – Никого из моих собратьев больше нет. Уничтожены титанами. Я остался один. И когда я умру, гномы перестанут существовать.

Алеата вновь посмотрела на площадку амфитеатра – теперь он был пуст, абсолютно пуст.

– Нет, Другар, – вдруг сказала она, – это не так.

– Что ты хочешь этим сказать – не так? – сердито глянул на нее Другар. – Что ты знаешь об этом?

– Ничего, – согласилась Алеата, – но мне кажется, один из них услышал меня, когда я к ним обращалась.

Другар хмыкнул.

– Это только твое воображение. Думаешь, я не пробовал? – мрачно спросил он. Его лицо исказилось от горя. – Видеть моих собратьев! Видеть, как они разговаривают, смеются! Я почти понимаю, о чем они говорят. Почти слышу вновь язык моей родины.

Он зажмурился. И, резко отвернувшись от нее, начал пробираться меж рядов амфитеатра.

Алеата смотрела ему вслед.

“Какой бесчувственной и эгоистичной я была! – сказала она себе. – У меня есть хотя бы Пайтан. И Роланд, хотя его можно и не считать. Рега тоже не такая уж плохая. А у гнома нет никого. Нет даже нас. Мы сделали все, чтобы оттолкнуть его. И он пришел сюда – к теням, чтобы утешиться”.

– Другар! – громко окликнула она его. – Послушай. Когда я стояла на этой звезде, я сказала: “Я здесь, прямо перед вами!” – и увидела, как один из эльфов обернулся и посмотрел в мою сторону. Его губы двигались. Могу поклясться, он проговорил: “Что?” Я повторила, и он выглядел смущенным, оглядывался по сторонам, как будто слышал меня, но не видел. Я в этом уверена, Другар!

Он наклонил голову набок, глядя на нее с недоверием и с огромным желанием поверить.

– Ты не ошибаешься?

– Нет, – солгала она. И весело рассмеялась. – Разве могло быть такое, чтобы я стояла среди мужчин и они меня не замечали?

– Нет, я не верю, – гном опять помрачнел. Он подозрительно смотрел на нее, сбитый с толку ее смехом.

– Не сердись, Другар. Я просто пошутила… Ты был такой… такой грустный, – Алеата подошла к нему и дотронулась до руки гнома. – Спасибо, что привел меня сюда. По-моему, это просто чудесно! Я… я хочу прийти сюда с тобой еще. Завтра. Когда будет свет.

– Да? – обрадовался он. – Конечно. Мы придем. Но только не говори остальным.

– Не скажу ни слова, – обещала Алеата.

– А теперь нам надо возвращаться. Они будут беспокоиться. О тебе.

Алеата заметила, как он с горечью выделил последнее слово.

– Другар, а что, если они все же настоящие? Тогда это означает, что мы здесь не так одиноки, как думаем?

Гном снова пристально посмотрел на опустевшую звездную площадку.

– Не знаю, – сказал он, качая головой. – Не знаю.

Внезапная вспышка света в Звездной камере заставила Ксара поспешно выйти из нее. Ему удалось отделаться от старика-сартана, навязав его эльфу, который поднялся наверх, чтобы опять нести чепуху. Решив, что менш и помешанный старик отлично поладят, Ксар оставил их у двери в Звездную камеру. Оба стояли, глупо пялили глаза на яркий свет, пробивающийся снизу, из-под двери.

Старик распространялся о какой-то теории, касающейся работы машины. Когда-то эта теория могла бы показаться Ксару интересной. Теперь же она волновала его меньше всего. Повелитель Нексуса нашел убежище в библиотеке – единственном месте, где, он был уверен, менши ему не помешают. Пусть сартанский свет бьет из этой Звездной камеры и из любой другой, ей подобной. Пусть он принесет свет и энергию во Врата Смерти. Пусть рассеет ужасную тьму Абарраха, согреет замерзшие морские луны Челестры. Что до всего этого Ксару?

А если старик прав? Если Санг-дракс предатель?

Ксар развернул свиток, разгладил его руками на столе. Свиток принадлежал перу сартана, в нем описывалось мироздание таким, как они его создали, – четыре мира: Воздух, Огонь, Камень, Вода – соединенные четырьмя переходами. Покорить эти миры сначала казалось так просто! Четыре мира, населенных меншами, – они падут перед могуществом Ксара, как подгнивший плод падает с дерева.

Но неудачи следовали одна за другой.

“Похоже, плод на Арианусе не настолько подгнил, – пришлось ему признаться самому себе. – Менши мужественны и сильны, и не собираются легко сдаваться. А кто мог предвидеть такое поведение титанов на Приане? Даже я сам не мог предположить, что сартане окажутся настолько глупы, что создадут гигантов, снабдят их магией, а потом утратят над ними контроль.

А эта вода Челестры, разрушающая магию? Как могу я завоевать мир, где горстке проклятых меншей достаточно выплеснуть на меня ведро воды, чтобы полностью обезвредить?

Я должен найти Седьмые Врата. Это необходимо Иначе я проиграю”.

Поражение. За всю свою длинную жизнь Повелитель Нексуса ни разу не допускал мысли о поражении, никогда не произносил вслух эти слова. Но сейчас он был вынужден признать такую возможность. Если только не отыщет Седьмые Врата – место, где все началось.

Место, где – с его помощью – все кончится.

– Эпло показал бы его мне, если бы я позволил ему это в тот, последний, раз. Он вернулся на Нексус именно с этой целью. Я был слеп, слеп! – пальцы Ксара, как когти, вцепились в свиток, скомкали старинный пергамент, рассыпавшийся в пыль под его руками. – Я любил его. Вот в чем моя ошибка. Его предательство задело меня, я не должен был допускать такую слабость. Из всех уроков, что преподает Лабиринт, этот самый главный: любить – значит терять. Если бы я был способен выслушать его бесстрастно, добраться до его сути с помощью холодного ножа логики…

Он выполнил то, ради чего я посылал его. Он сделал то, что ему было приказано. Он пытался рассказать мне. Но я не слушал. А теперь, возможно, уже слишком поздно.