Легенда о свободе. Буря над городом - Анна Виор

Увидев Вирда, девушка вспыхнула и засияла… крупнее слезы, шире улыбка, ярче огонь в синих очах, иной огонь… она смотрит на Вирда совсем другими глазами. В том, что она его любит, сомнений нет. «Хладной мудрости – судьбы людские. А для юности – буря и страсть».

Девушка бросилась к Вирду еще более стремительно, чем к Хатину, а тот обхватил ее так, словно думал: «Держи я ее недостаточно крепко – Кодонак тут же приберет Элинаэль к рукам!»

Хатин усмехнулся и отвернулся, чтобы не смотреть, как они целуются.

Взгляд его напоролся на перекошенное изумлением и гневом лицо Иссимы, сверлящей глазами затылок Элинаэль. «Она имела виды на молодого Фаэля… – понял Кодонак, направляясь к Иссиме и милосердно загораживая собою взбесившую ее картину. – Ох уж эта молодость! Незачем тебе смотреть, девочка, как тот, кого ты любишь, целует другую. Я вот – битый волк, и то отвернулся».

А кто это стоит рядом с Итином?.. Кодонак пригляделся и не поверил собственным глазам: Советник Ках?! Хатин не узнал Годже Каха без его знаменитой косы-шарфа, с торчащими в разные стороны непослушными обрезанными волосами и конечно же не ожидал его здесь увидеть. Что делает в штабе этот мерзкий ублюдок?! Это ловушка!

Кодонак тревожно огляделся по сторонам, выискивая опасность, стискивая левой ладонью рукоять «Разрывающего Круг». Он оказался возле Каха спустя мгновение, на ходу обнажив меч и привлекши внимание всех присутствующих лязгом стали.

– Что ты здесь делаешь?.. – процедил сквозь зубы Хатин, приставив острие к горлу приспешника Древнего.

– Постойте, Мастер Кодонак! – Этаналь схватил его за рукав кама. – Советник Ках освободил Элинаэль!

– Это ловушка! – Глаза Хатина искали следы тумана перемещения, что свидетельствовал бы о появлении здесь врагов. – К оружию! – приказал он Мастерам Золотого Корпуса, и зал подземелья наполнился железным шелестом высвобождаемых мечей.

Маштиме легким плавным движением вытащил стрелу из колчана и положил на тетиву. Спина к спине с ним в такой же позе с луком наготове стояла Мирая. Но куда стрелять, они не знали.

– Говори, убийца! Что вы приготовили! – «Разрывающий Круг» легко прорезал кожу на тонкой шее Каха, и струйка крови потекла вниз алой змейкой, окрашивая белый ворот шелковой туники. Меч пел, словно вполголоса: не о крови, не о смерти, не о мести, не о Круге, который нужно разорвать… он пел о поединке, как будто его лезвие касалось плоти обычного человека…

– Черного кольца нет… – послышался сзади голос подошедшего Вирда. – Он свободен…

Ках криво улыбался… чуть безумно.

– Я исцелила его. – Иссима тоже приблизилась. – Я отсекла связь.

– И мой Дар! – добавил Ках, и улыбка стала еще шире и еще безумнее.

Хатин все еще не верил, что это не ловушка, но он отвел меч от шеи Каха и отступил на шаг. На его место тут же стал Вирд, заглядывая в глаза убийце своего отца. Юноша был выше Каха более чем на голову… Невысокий худощавый Советник с неаккуратно остриженными светлыми волосами в полутьме подземелья и вовсе казался мальчиком рядом с мужчиной…

– Нет… – произнес Вирд едва слышно. – Дар остался. Он будто заснул… Свернулся так туго, как в ребенке, в котором еще не раскрылся…

Ках, по-видимому, удивился и, как ни странно, совсем не обрадовался тому, что он – все еще Одаренный, в отличие от Эбана, историю которого Кодонак знал.

– Он ведь меня не найдет?.. – пробормотал Советник.

О ком это он? Может, Дар у него и остался, а вот рассудок – вряд ли…

Куголь Аб

Куголь Аб оставался спокоен, когда наделенный нечеловеческой силой Идай Маизан убил его эффа Угала, зверя, к которому он привык, даже привязался. Эфф почувствовал зло в бывшем Мудреце, эфф, не способный больше убить человека, бросился на то существо, кем стал этот предатель Света, Мудрости и Арайской Кобры.

Куголь Аб хранил молчание под пытками и выдержал больше, чем думал, что сможет выдержать. Он оставался хладнокровен, заглядывая в глаза самой смерти и не отводя взора от отравленного злом взгляда Идая Маизана.

Он не позволил самообладанию покинуть себя, когда узнал о делах, что творил тот, кто был раньше Перстом Света. Маизан и тарийские колдуны предали не только Ару и Тарию, земли, родившие их, но и весь мир, всех людей, чей огонь зажег Создатель, – они пробудили Атаятана!.. Легенды о котором передавались из уст в уста от отца к сыну, от матери к дочери, и каждый раз, рассказав о «купающемся в крови», мудрый старец или старица добавляли: «Не забудь того, что было. Берегись того, что будет. Никогда пятеро не должны произнести его полного имени, чтобы не пробудить».

Куголь Аб выдержал все, но, увидев воочию Атаятана-Сионото-Лоса, потерял невозмутимость, забыл о гордости, позволил сердцу своему стучать подобно набату, позволил ногам своим подкоситься, позволил бы рукам вырвать свои глаза, чтобы не видеть, если бы руки не были связаны за спиной… Ужас воссел на троне! Смерть обрела плоть! Древний владетель земли пробудился ото сна и жаждал… Проклятый Создателем Идай Маизан привел ему… трапезу… тысячу человек из Ары. И хотя большинство из них были лишь рабами, такой участи не заслуживал никто живой!

Куголя Аба держали связанным братья Шайт, заставляя глядеть, как одного за другим, невзирая на то, мужчина это или женщина, старик или ребенок, раздирает Атаятан, проливая на себя кровь… Купающийся в крови… А Куголь стонал, извиваясь в веревках, не в силах выдержать такую пытку. Он видел среди рабов даже знакомых ему. Он видел черного Сибо, седого Эльшохо, юную Иту и других, кто принадлежал когда-то к'Хаэлю Оргону. Смерть от зубов эффа была бы милосердием для них. Но даже после смерти тела их не оставили уготовленному всякому пеплу – вечному покою. Существа, что названы были слугами Древнего или смаргами, пожирали их мертвую плоть, отбрасывая в сторону нетронутыми головы…

О! Если бы его предали смерти после увиденного! Освободили от кошмарных воспоминаний, что будут теперь всегда преследовать его! О! Если бы огню его потухнуть!.. И пеплу забыть!..

Куголь Аб плакал впервые… с младенчества… Его отец учил, как и дед учил его отца, что сердце должно оставаться твердым, что слезы не должны касаться глаз мужчины, что предавшийся чувствам… страстям – будь то любовь, ненависть, горе или страх – недостоин быть смотрителем эффов: зверь сразу почует, из чего ты сделан, и никогда не послушает человека мягкого и не способного держать себя в руках в любых обстоятельствах.

– Он сломался, господин! – воскликнул Кид Шайт, у того сердца не было, раз он взирал на все происходящее без содрогания, а брат его Эхто и вовсе будто наслаждался зрелищем.

– Тогда нам пора! – сказал Идай Маизан.

Они стояли в дальнем конце пещеры на небольшом выступе. Под высокими ее сводами парил живой свет, какой, как говорили, могли создавать тарийские Долгожители, и все, что происходило в центре пещеры, было хорошо видно в его лучах.