Тайны дворцовых переворотов - Константин Писаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алексей Орлов с реляциями отправлял только офицеров. У капитана их числилось четверо – Барятинский, Пассек, Баскаков и Чертков. Из четверки двое обязательно дежурили в комнате Петра III (помните, Петр в письме об офицерах пишет во множественном числе, а согласно плану дворца в предназначенных Петру покоях – две двери). Первым 30 июня с письмом Петра Федоровича уехал Петр Пассек. Переночевав в Петербурге, он с ответом вернулся, скорее всего, днем 1 июля. Добившись удовлетворения по двум пунктам первого послания, узник сделал новый запрос, который отвозит уже Чертков. В запросе нет ничего такого, что можно перепутать или неправильно доложить. Посему о непритязательном желании бывшего царя логичнее уведомить на словах.
2 июля Орлов пишет Екатерине рапорт с отчетом о выдаче команде денег. Доклад о финансовых делах лучше все-таки доверить бумаге, а не памяти и сообразительности несведущего о том офицера. Так рождается на свет первое письмо. Орлов хочет отослать депешу, предварительно дождавшись Черткова. Но тот затягивает с приездом. Между тем пакет отправляется в Петербург. С кем? Из трех оставшихся – Барятинского, Пассека и Баскакова – отпустить можно одного. Барятинский Ропшу покинул 4 июля. Пассек уезжал 30 июня. Значит, 2 июля очередь отдохнуть вечером в столице выпала Михаилу Баскакову. Возвратиться ему надо 3 июля днем. Однако 3 июля ситуация становится критической. И Орлов решает послать в Санкт-Петербург камер-лакея Маслова, разумеется, в сопровождении офицера. Правда, ни Чертков, ни Баскаков из столицы к полудню не вернулись. Откомандировывать туда Барятинского или Пассека Орлов тоже не в силах. В комнате Петра должны дежурить два офицера. Остается офицер команды, доставившей накануне жалованье. Его Алексей Григорьевич по имени не знает или не запомнил, отчего в написанном вскоре по отъезде Маслова втором письме упоминает того по чиноположению – офицер. Наконец, 4 июля своим не востребованным еще правом пользуется Ф. Барятинский, который отвозит в столицу второе письмо Орлова, но, прежде чем ехать к императрице, докладывает о нем Никите Панину.
Впрочем, мы отвлеклись, и пора вновь перенестись в Петербург 1 июля 1762 года. Что же задержало в городе на Неве Е. Черткова? Неужели гвардеец ослушался приказа вышестоящего командира?! Ничуть! Задержка Черткова объясняется просто. Он примчался в Петербург во второй половине 1 июля. И в той же второй половине 1 июля из Ораниенбаума приезжает карета с Лидерсом, собакой и скрипкой. Императрица выслушивает донесение Черткова. Соглашается отослать скрипку и собаку. Велит разузнать, где может находиться арап. Услышав о недомогании супруга, предлагает Лидерсу навестить и осмотреть больного. И еще. Екатерина просит подпоручика сопроводить до места назначения вышеуказанную троицу.
И тут происходит заминка. Иоганн Лидерс отказывается ехать в Ропшу, боясь, что его заманивают в западню. Царица пытается успокоить доктора, приводит обоснования необходимости отлучиться к бывшему императору. Но Лидерс упорствует: сославшись на то, что явных признаков болезни, судя по рапорту Черткова, у опального государя не наблюдается, лекарь выписывает те лекарства, которые окажут профилактическое действие на организм узника. Посещать же саму летнюю резиденцию он смысла не видит. И императрица идет навстречу придворному, на поездке за город больше не настаивает.
А пока Лидерс перечит самодержице, о появлении в Петербурге личного врача Петра Федоровича, не расстававшегося с ним даже в дни Славной революции, узнает Н. И. Панин. Новость настораживает обер-гофмейстера, оценивающего перспективы цареубийства. С одной стороны, известие ободряет: Петру III нездоровится. Бог даст, грех на душу брать не придется. А с другой – императрица намерена отправить Лидерса в Ропшу. Догадывается, видно, чем ей грозит кончина нелюбимого мужа. А раз догадывается, то предпримет все усилия, чтобы спасти. Необходимо помешать поездке лекаря. Лидерс сам не желает ехать? Отлично. Нужно укрепить доктора в сомнениях.
Наступает 2 июля. Между Паниным и Екатериной разворачивается борьба за Лидерса. Люди первого намекают придворному эскулапу на опасность визита в Ропшу. Параллельно Екатерина пробует уломать строптивца, который, тем не менее больше верит слухам, а не словам государыни, и не поддается на уговоры. Так проходит целый день. Чертков, собака и скрипка терпеливо ждут итогов этого незримого поединка. Если с Лидерсом случилась осечка, то на других направлениях императрица продолжает продвижение вперед. К Орлову посланы весомые аргументы для поднятия духа сотни рядовых гвардейцев в виде полугодового жалованья, а в Шлиссельбург отплыл измайловец Плещеев с «некоторыми вещами», призванными скрасить досуг Петра Федоровича в каземате Орешка.
А в Ропше события развиваются в следующем порядке. Алексей Орлов надеется на возвращение Черткова. Но вместо подпоручика после полудня со стороны Красносельской дороги ко дворцу подъехала повозка солдат во главе с офицером, передавшим Орлову деньги для выплаты полугодового жалованья. Всю вторую половину дня в отряде Орлова главная тема разговоров – наградные рублевики и империалы. В то же время состояние подопечного Алексея Григорьевича явно ухудшилось. Страдающий больной, расстроенный тем, что в отличие от вчерашнего дня выполнению государевой просьбы мешает то ли отсрочка, то ли отказ, в раздражении угрожает охранникам и обещает, вернувшись к власти, всех покарать. Гвардейцы потешаются сим нелепым «вздором». Орлов также не прочь посмеяться. Но капитана настораживает отсутствие Черткова. Не случилось ли что в Петербурге? Расспрошенный офицер денежной команды успокоил: утром в Питере ничего чрезвычайного им не замечено.
Алексей Григорьевич решил до вечера не дергаться, а офицера – так, про запас – убедил переночевать в одном из гостевых флигелей, чтобы, если Черткова не будет и утром, воспользоваться предоставленной оказией. Пробило восемь вечера, а Черткова все нет. Медлить далее нельзя. Он обязан доложить о болезни узника, хотя самому невдомек, чего ради Екатерина так беспокоится об «уроде». И капитан берется за перо:
Матушка Милостивая Государыня, здраствовать Вам мы все желаем нещетныя годы. Мы теперь по отпуске сего писма и со всею камандою благополучны. Толко урод наш очень занемог, и схватила ево нечаенная колика. И я опасен, штоб он севоднишную ночь не умер, а болше опасаюсь, штоб не ожил. Первая опасность для того, што он всио здор гаварит, и нам ето несколко весело, а другая опасность, што он дествително для нас всех опасен для тово, што он иногда так отзывается, хотя в прежнем состояни[и] быть.
В силу имяннова Вашего повеления я салдатам денги за полгода отдал, також и ундер-афицерам, кроме одного Патиомкина, вахмистра, для того, што он служил бес жалованья. И салдаты некоторыя сквозь сльозы говорили про милость Вашу, што оне еще такова для Вас не заслужили, за шоб их так в короткое время награждать их*.
При сем посылаю список Вам всей команде, которая теперь здесь. А тысечи рублиов, матушка, не достала, и я дополнил червонными. И у нас здесь было много смеха над гранодерами об червонных, когда оне у меня брали. Иныя просили для тово, што не видовали, и опять их отдавали, думая, што оне ничево не стоят. Посланной Чертков к Вашему Величеству обратно еще к нам не бывал, и для того я опоздал вас репортовать. А сие пишу во вторник, в девятом часу в половине.