Моя понимать - Константин Костинов

– Это мое! – Неизвестно откуда вынырнувшая Кэтти выхватила оружие из-под Димкиных пальцев. – Я тоже такое себе хочу!

– Ах да… – Глаза мастера просто превратились в щелочки. – На самом деле – вот ваш заказ.

Димка наконец-то получил то, что хотел. А толку? Револьверов в столице скоро станет больше, чем лошадей.

Сделал подарок, называется…

Огромное плоское поле под ярко-голубым солнечным небом. Было бы лето, добавился бы еще и зеленый цвет травы, а в феврале других вариантов нет – серо-желтая пожухшая и вымоченная зимними дождями трава.

Отличное место для битвы.

На краю поля стоит саламандр в офицерской форме.

Полковник Гастон де Абиль, командир седьмого мушкетерского, с тоской смотрел на противоположную сторону поля, туда, где грозовой тучей собирались в шеренги темно-синие мундиры вражеских солдат.

Та страна…

Давний враг воспользовался смутой, устроенной проклятыми горожанами. Или сам все это устроил?

Полковник помнил, что первые отряды вражеского десанта появились раньше, чем известия и революции в столице. Слишком быстро. Как будто знали.

Командир гвардейского полка объявил себя диктатором, продержался на этом посту почти месяц, после чего был убит, и теперь в городке, названия которого полковник не помнил и не собирался запоминать, грызлись за власть три претендента, все силы гвардии отвлекая исключительно на собственную поддержку.

А простые солдаты в это время воевали. Воевали и умирали.

Полковник взглянул в глубь леса, где находились остатки его полка. Находились… Прятались!

Самое мерзкое, полковник не смел их осудить. Да, он мог послать людей на смерть… Но не на верную же!

Еще вчера у него был почти полноценный полк. Сегодня – полтора батальона, отброшенные на несколько миль к лесу. И сегодня они или выйдут на это поле и умрут все до одного, или отступят еще на несколько миль. А потом еще и еще…

Полковник Гастон поймал себя на мысли, что он уже не с такой ненавистью относится к революционерам, как в первые месяцы безвластия, да и среди офицеров полка прекратились разговоры о том, что Речник – агент Той страны. Если бы он был агентом, чего проще – собрать армию горожан и ударить в спину. Впереди – враг, позади – предатели. Королевские войска проиграли бы эту бесконечную войну еще к осени.

А так они проиграли ее вчера. Смелость, храбрость, стойкость – ничто перед новым оружием Той страны.

Вчера они вышли друг против друга. Два войска на одном поле. Только пехота. Нет кавалерии, нет артиллерии… Нет еды, нет одежды, нет пороха… Нет ничего. Кроме понимания – врага нужно остановить.

– Готовы? – спросил он у подбежавшего адъютанта.

– Да.

– Егеря?

– Готовы.

Готовы… Все три. Все, что вчера осталось от егерской роты.

Полковник прислонился к дереву и закрыл глаза, вспоминая…

– Что это там такое, господин полковник?

У Остина всегда было чутье не неприятности, хуманс все-таки. Гастон поднес к глазам подзорную трубу.

– Кажется, пушки?

– Маленькие какие-то…

С двух сторон выстроившегося вражеского войска находились две пушки. Высокие колеса, тонкие стволы какой-то странной формы…

– Картечницы?

– Непохоже…

– Их всего две. Много выстрелов сделать они не успеют. Вперед!

Запели трубы: «Вперед, вперед, руби врага!» Затрещали барабаны. Ровные, на загляденье, ряды солдат мерным шагом двинулись на врага.

Если бы кто-то смотрел на поле битвы сверху, то он увидел бы темно-красные квадраты, ползущие по зеленому полю в сторону остановившихся синих шеренг.

«Почему они стоят? – мелькнула мысль полковника. – Чего ждут?» Появилось и усиливалось ощущение ловушки. Но какой? Кавалерия? Нет, скрытно не подойдет… Артиллерия? Негде замаскировать… Хотя почему негде? Что, если пушки стоят за солдатами, чтобы ударить в упор?

– Стоять! – Гастон привстал на коне и взмахнул саблей.

«Сто-о-ой на месте», – взвизгнули трубы. Солдаты остановились.

– Господин полковник, – лейтенант Остин подскакал ближе, – мы не подошли на дистанцию уверенной стрельбы…

– Значит, будем стрелять неуверенно! Открыть огонь!

В глазах лейтенанта блеснула уверенность. Его чутье подсказывало, что они поступают правильно…

К сожалению, от ловушки это не спасло.

Солдаты полковника вскинули ружья к плечам, и в этот момент со стороны врага донесся короткий сигнал трубы. Неизвестный, хотя все сигналы войск Той страны полковник знал.

– Что?

На войско обрушилась смерть.

Пушки, стоявшие с двух сторон поля, выстрелили. Нет, не выстрелили, взревели. Не просто залп, настоящий поток пуль ударил в красноформенных солдат, сбивая их на землю, ломая строй.

– Открыть огонь! – Полковник слышал о появившемся у врага новом оружии, якобы позволяющем стрелять со скоростью чуть ли не по пуле в секунду, но до сих пор считал эти слухи сказками.

Солдаты, храбрецы, которые не отступили бы и перед армией из самого ада, пытались стрелять, но гибли, не успев прицелиться. Мимо полковника пробежал дезертир с обезумевшими глазами – первая капля, которая может прорвать плотину. Гастон выстрелил ему в затылок и закричал:

– Отступать!

Сопротивление только уничтожит остатки полка.

Со стороны противника донеслись радостные вопли и выстрелы, судя по всему – в воздух, от избытка чувств. Чтоб вас сержанты палками поколотили…

– Отступать!

Отступление. Бегство.

Войска полковника Гастона пытались огрызаться, но темно-синяя масса неостановимо двигалась, вынуждая их отходить. Будем честны, новому оружию противопоставить было нечего. Хотя…

Только однажды удалось… Нет, не остановить, слегка задержать их. Егеря, привычные к тому, что противника всегда больше, и умеющие прятаться от вражеских пуль, залегли в овраге.

Расстрелять из метателей пуль солдат, которые почти не видны в густой траве, было невозможно. Правда, несколько человек погибло, когда противник сообразил стрелять по тому месту, где всплывало облако дыма. Но и егеря быстро начали менять место после выстрела. Левый край вражеского строя смешался, егерям удалось даже прикончить двух солдат, управляющих метателем. Воодушевленные солдаты Красной армии бросились было вперед…

Нет. Безуспешно. Солдат отогнала стрельба из метателей, а егерей обошли с двух сторон и расстреляли. Спаслись только трое, самые везучие.