Любовь без мандата - Юрий Поляков

– Выгоню.

– Вот и муж меня выгнал. Понимаешь, мне, как назло, нравились не вообще другие мужики, а конкретно его друзья…

– А вот это свинство! – возмутился я.

– Интересно! Переспать с полузнакомым членовредителем можно, а с другом дома, родным почти человеком, нельзя. Я не понимаю… Но если ты против, Зайчуган, я буду изменять тебе только с незнакомыми мужчинами!

– А вообще не изменять ты не можешь?

– Не пробовала…

– Ну ты и стерва!

– Да, я стерва. И со мной надо быть поосторожнее! – предупредила она. – Я очень опасна…

– Чем же?

– Например, тем, что ты однажды захочешь на мне жениться…

– А ты этого хочешь?

– Нет, конечно, ведь жена получает от тебя гораздо меньше, чем я. Правда, Зайчуган? – И она с каким-то естественно-научным любопытством заглянула мне в глаза.

Иногда я сам себе казался жуком, которого Катерина наколола на булавку и рассматривает с сочувственным интересом. Я мстил как умел. Я мог где-нибудь в Рио или Копенгагене, напившись в ночном клубе до белых зайцев, шептать ей:

– Катюша, влюблен в тебя по уши! Ни с кем и никогда мне не было и не будет так хорошо! Знаешь, я разведусь, и мы поженимся…

– Зайчуган, ты совсем пьяный!

– Да! И ты родишь мне ребенка. Сегодня мы будем делать с тобой ребенка!

– Если это произойдет сегодня, то я рожу от тебя бутылку бренди…

– Бутылку бренди! – орал я бармену.

А потом, выныривая из алкогольных сумерек в реальный мир, я обнаруживал Катерину мурлыкающей у стойки бара с каким-нибудь незнакомым мужиком. Чаще всего ей нравились прилизанные высокие брюнеты с квадратными челюстями.

– Чего он хочет? – злился я.

– Им с женой скучно – они приглашают меня к себе в номер! Я схожу, а?

– Сиди, стерва! СПИД хочешь подхватить?!

– СПИД – это всего лишь одно из имен Бога. А тебе, Зайчуган, пора бай-бай… Я иду с тобой. Он мне совсем не нравится. А у жены, наверное, волосатые ноги…

Утром, придя в себя, я по какой-то неуловимой томности в ее движениях догадывался, что она все-таки воспользовалась моей непробудностью и сползала в номер к этим скотам. А может, просто притворялась, чтобы позлить меня? В отместку я требовал заказать мне по телефону проститутку, самую дорогую! Катерина четким секретарским движением вынимала блокнотик и карандаш:

– Какую предпочитаете, Павел Николаевич? А может быть, тайский массаж?

Она знала, за что ей платят деньги. И я знал, за что плачу ей деньги.

Со временем удалось узнать о ней еще кое-что. Однажды меня с Катериной довольно грубо не допустили на международную конференцию по малой авиации, проходившую в Стамбуле. Я, конечно, первым делом заорал, что, если бы раздолбаи Романовы взяли Царьград в 1916 году, вообще никаких проблем не было бы! Но, успокоившись, решил выяснить причины такого пренебрежения к моему «Аэрофонду». Дураку ясно, что Турция – всего лишь одно из многочисленных ранчо дядюшки Сэма, а с заокеанцами у меня затевался серьезный бизнес. Мой приятель, работавший в МИДе, обещал разобраться. И разобрался. «Аэрофонд» был ни при чем. Виноватой оказалась Катька.

– Гони эту стерву от себя к чертовой матери! – посоветовал мой осведомленный приятель.

А случилось вот что. Оказывается, в турецком посольстве Катерина получила не только хорошую языковую практику. На нее сразу же положил глаз посол: турки вообще просто чумеют от натуральных блондинок с хорошим бюстом. Ломаться не приходилось: с работы в случае чего могла вылететь не только она, но и папаша, тем более что дела у него шли неважно. Народ уже разныкал – и был готов пить даже грузинский чай, лишь бы не турецкий. В конце концов, оказаться любовницей посла – дело неплохое, а тот поначалу делал подарки и обещал в два раза повысить жалованье.

Но время шло, подарки становились все дешевле, пока не превратились в грошовые сувениры, а о повышении жалованья уже и речи не было. И это при том, что посол стал предоставлять безотказную секретаршу для секс-разминок чиновникам, приезжающим с проверками и делегациями из Анкары. Те считали это само собой разумеющимся, как ежедневный пакетик с шампунем в гостиничном номере, и платить за услуги тоже не собирались.

Катерина справедливо решила, что за скромную секретарскую зарплату быть сексуальной отдушиной для всего турецкого МИДа не стоит, и начала, как говорится, искать варианты – тут-то ей и подвернулось наше объявление в газете. Посол очень огорчился, заслышав о ее уходе, уговаривал остаться, снова обещал повысить жалованье, но Катерина была неумолима. На прощание он, сквалыжник бусурманский, подарил ей расшитую феску с кисточкой из сувенирных запасов возглавляемого им учреждения, а также свою фотографию с осторожной надписью: «На память о сотрудничестве». Катерина преподнесла ему заварной чайник, сработанный гжельскими умельцами. На том и расстались.

Тут надо отметить, что посол любил фотографироваться с высокими гостями, наезжавшими к нему в Москву. А будучи европейски образованным человеком, часто делал это в духе известной картины «Завтрак на траве». Проще говоря, Катька голышом снималась в обществе одетых мужчин. Кроме того, человек опытный и дальновидный, посол с помощью специального оборудования фотографировал своих гостей и тогда, когда они без одежды оказывались с ней в постели. Не знаю, как ей удалось заполучить эти фотографии, но через месяц после того, как она перешла ко мне, супруги всех этих чиновников (в том числе и послиха) получили по почте письма на безукоризненном протокольном английском:

К каждому письму прилагалась фотография, демонстрировавшая, как именно Катька использовала невостребованный потенциал того или иного чиновника. Полный комплект фотографий получил и министр иностранных дел Турции. Вышел громкий скандал – посла тут же отозвали и выгнали на пенсию. Вскоре почтальон принес ему конверт, в котором помещалась карточка Катерины с надписью: «На вечную память о сотрудничестве!» Врачи, спасшие жизнь бывшему послу, так и не поняли, почему снимок мило улыбающейся молодой женщины стал причиной обширного инфаркта…

Когда я узнал все это, то страшно разозлился. Нет, я не ревновал. Ревновать женщину к ее постельному прошлому – такая же нелепость, как, скажем, ненавидеть Ленина за Октябрьскую революцию. Что было – то и было. Могло быть и еще хуже. Мне, как это ни покажется вам странным, стало жалко турок.