Запретный город - Кристиан Жак

И вот, когда он рассеянно слушал болтовню своей покорной и улыбчивой половины, в голову бывшего младшего предводителя колесничих запала одна мысль.

Хоть бы чуть-чуть повезло… И тогда царь недолго будет стоять у него на пути.

Весть о прибытии Рамсеса вызвала невероятный восторг. Всякий обитатель Фив хотел своими глазами увидеть владыку, установившего прочный мир на Ближнем Востоке к вящему процветанию и обогащению Обеих Земель.

Отборная стража не сводила глаз с царя, да и кто бы дерзнул посягнуть на его владетельную особу? Сопровождаемый своим верным личным помощником и почти ровесником Амени, Рамсес выехал на колеснице, правил которой опытный военачальник, а влекли ее два коня, отличающиеся как мощью, так и мирным нравом. Над главой сиятельного путешественника, с волнением созерцавшего Закатную вершину и заупокойные храмы, был натянут полог, оберегавший его от лучей солнца.

Перед тем как пересечь межу возделанных полей, царь и его свита долго огибали огромное святилище Аменхотепа III, напомнившее царю тот храм в Луксоре, который он расширил, добавив к нему двор с расставленными по периметру исполинскими статуями, пилон и два обелиска. Начались пески, и фараон с удовольствием вдыхал сухой горячий воздух: нередко, если недоставало сил для исполнения его изнуряющих обязанностей, Рамсес стремился в пустыню и обычно она ему помогала.

Стражи Собека, при полном параде, образовали своего рода почетный караул, сопровождавший самодержца на всем пути следования мимо пяти укреплений. За охранниками тянулись высшие чиновники. Среди них — фиванский градоправитель, главный управитель западного берега и казначей Мехи.

И эти сиятельные сановники были неприятно поражены вмешательством Собека, приказавшего всем сопровождавшим царя остановиться.

Разъяренный Абри даже сошел со своей колесницы.

— Что вы себе позволяете? Мы же входим в царскую свиту!

— Приказ фараона: никто не продвинется дальше. Ни на шаг.

— Этому невозможно поверить! Мы непременно должны присутствовать при свершении обряда и…

— Торжественное освящение храма проходит в священной ограде Места Истины, а допускать вас в ее пределы дозволения не имеется.

Недовольные голоса вскоре умолкли. Но командующий Мехи, выказывая полнейшее спокойствие, почувствовал себя глубоко оскорбленным. Виновником его неприятностей опять оказалось проклятое братство. Что ж, врата опять захлопнулись перед самым его носом. Но это не навечно.

Все жители селения во главе с Кенхиром и обоими начальниками артелей облачились в праздничные одеяния из льна самого высокого качества, возложили на головы свои парики и надели самые лучшие украшения, сработанные золотых дел мастером, жившим в общине.

Когда Рамсес вступил на главную улицу, мужчины, женщины и дети пали ниц. Даже Панеб Жар был поражен мощью, исходившей от великого старца.

Неби и Каха сопровождали фараона на всем его пути к только что завершенному святилищу. Опиравшийся на посох самодержец явно шагал с трудом, но ни разу не сбился с дороги. В Месте Истины он знал всё: не было для него тайн в сокровенном селении Египта.

Среди прочих обязанностей ведуньи были и обязанности верховной жрицы, главы жриц Хатхор, и потому она стояла на пороге святилища, ожидая царя.

— Врата храма сего распахнуты, — сказала она, — дым курящихся благовоний восходит к небесам, тысячи хлебов, тысячи кувшинов пива и все, что угодно и любезно богу, возложено на алтари. Да хранит бог фараона и да дарует фараон процветание святилищу сему.

Рамсес Великий обратился лицом к братству. Глас его не походил на голос немощного старика, но был исполнен такой властной силы, что Панеб Жар оцепенел и не мог бы сойти с места.

— Мне ведома доблесть ваша, и я знаю, сколь умелы руки ваши, трудящиеся над самым твердым камнем и обращающие его в подобие самого дорогого и тонкого золота. Задача ваша тяжка и требует от вас многого, но известно вам, как общаться с веществами, дабы извлекать сокрытую в них красоту. Творение, созидаемое вами, есть первейший залог счастия и благополучия страны. Будьте же и впредь верны закону Маат, преисполняйтесь твердости и действенности, и поддержка фараона не оставит вас и усилия ваши не пропадут втуне. Ибо я покровительствую ремеслам вашим, и нет недостатка у вас ни в чем, что потребно для исполнения ваших трудов. Ради вас полноводным потоком, подобным паводку высокому, текут вереницы плодов земли нашей, и вам с рвением служат сонмы помощников. И если сердца ваши открыты любви к творчеству, никакое зло не повредит рукам вашим. И только чистые сердца в вас мне угодны, ибо вы — дети мои и соработники мои в храме моем.

Кенхир, получавший под расписку то, что доставлялось в селение по воле Рамсеса, знал что царь не попусту хвалится, сравнивая снабжение братства с разливом реки: в ближайшие дни должны были поступить тридцать одна тысяча печеных хлебов, тридцать две тысячи сушеных рыб, шестьдесят шматов как сушеного, так и вымоченного в уксусе мяса, двести кусков мясной вырезки, сорок три тысячи пучков зелени, двести пятьдесят мешков фасоли, сто тридцать два мешка зерна разного, а также пиво и вино высшего качества. Празднества обещали быть пышными.

Вооружившись большими теслами из позолоченного дерева, оба начальника артелей произнесли подобающие обрядовые речения, отверзающие уста и очи храма, коему Рамсес нарек имя хену, «Внутреннее». В покоях, где собрались мастеровые и жрицы Хатхор, самодержец встретился с изваянием своего ка, своим каменным двойником, которого создал Неби.

— Фараон родился со своим ка, своей творческой мощью, — изрек Рамсес, — он возрастал с нею, и эта мощь неустанно хранила узы, связующие нас с богами и предками нашими. Существо не станет истинным, если не соединится со своим ка, питаемым Маат, и здесь, в Месте Истины, вовеки да пребудет ка царя.

Слова фараона вдохнули жизнь в изваяние ка, установленное в святилище, где оно и будет жить впредь, существуя вполне независимо и самостоятельно. Каменотесы воздвигнут перед ним стену, проделав в ней узкую щель, дабы изваяние могло через нее созерцать мир и изливать в него лучи своей деятельной силы.

До чего же хотелось Панебу засыпать тысячами вопросов главу и наставника братства, каждое слово которого врезалось и впечатывалось в память молодого человека. И он окончательно поверил, что, какими бы ни были будущие рисунки и сооружения, смысл они обретут лишь тогда, когда их оживит та самая магическая сила, тайна которой ведома братству.

Под руководством Неби мастеровые установили на место последний камень святилища — изваянную Нефером Молчуном известняковую надвратную перемычку с многоцветным рельефом, который расписал Шед Избавитель.

— Кто создатель сего творения? — вопросил царь.

— Нефер, ваше величество, — ответил начальник артели.

Молчун отвесил низкий поклон.

— Я всего лишь исполнитель, ваше величество. Сюжет подсказал писец Рамосе, а художник Шед…