Странник - Александра Бракен

– Не сопротивляйся, – сказала она ему. – Это поможет. Гнев – простое чувство. Гнев подтолкнет, если вдруг нахлынет нерешительность. Не можешь избежать тьмы – заставь себя пройти сквозь нее.

Ли Минь протянула ему кинжал из чего-то, напоминающего слоновую кость. Он осторожно взял его, изучив драконью голову, вырезанную на рукоятке. Изогнутое лезвие улыбкой легло в ладонь.

– Стреляю я лучше, – признался он, пытаясь вернуть кинжал Ли Минь.

– Ты не можешь брать пистолет, – возразила она, толкая кинжал обратно Николасу. – Даже сквозь музыку кто-нибудь да услышит.

Справедливое замечание. Он снова принял кинжал, пробуя его вес и ощущение рукояти в ладони. По оружейным стандартам нож Николаса был туповат, и хотя он удовлетворял всему, что от него требовалось, наточенное, хорошо сработанное лезвие было бы лучшим инструментом для…

Убийства. Николас расправил плечи.

– Разбираешься в таких вещах? – поинтересовался он.

– После того, как я скрылась во тьме, и прежде, чем научилась выполнять разные работы, – ответила Ли Минь, – я только одно и умела.

Он снова посмотрел на нее, но не смог прочитать выражение лица.

– Он не человек, Картер, но зверь, – сказала она. – Не трать время на его сердце. Перережь ему горло, прежде чем он успеет сказать хоть слово.

Николасу доводилось убивать – отвратительная гордость жаждала сообщить ей об этом. Однако он впервые собирался лишить человека жизни, не защищая свою собственную, и с этим оказалось непросто примириться. Каждая секунда словно бы обтачивала его до грубой, «одноклеточной» сути. То и дело он чувствовал себя сбитым с толку, осознавая, что снова оказался здесь, что все дошло до такого. Путешествие началось тут, в этом самом городе, с выбора.

С юной девушки.

Николас заткнул кинжал за пояс, потянувшись к кулону и Эттиным сережкам под рубашкой. Так пусть же цель оправдает средства.

– Спасибо, – сказал он Ли Минь. Всего несколько дней назад она была чужой, а теперь пыталась утешить, когда ему как никогда требовался голос разума – не тот, что звучал у него в голове. Он никогда этого не забудет.

– Менуэт, – прошептала София, ползя обратно по слегка наклонной крыше. – Хотите подождать еще пару танцев?

Балы Айронвуда всегда начинались с менуэта, который он танцевал с дамой по своему выбору. Внимание гостей, собравшихся на первом этаже старого дома, сосредотачивалось на танцорах, скользящих вокруг карточных столов, подносов с едой и тепличными цветами. Даже стая охранников Айронвуда могла отвлечься, чтобы Николас пробрался на третий этаж.

Он покачал головой. Сейчас, или ему уже не хватит сил.

Дома по Квин-стрит[15], – к западу от Бродвея избежавшие огня, – представляли собой высокие, величественные строения, словно бы переселившиеся с самых богатых лондонских улиц. Старый дом Айронвуда – отражение его непомерного эго – казался розой среди ромашек, дворцом, из которого он веками правил своей империей. Из-за бесконечных рядов окон и естественного внимания, которое привлекал дом, подобраться к нему с улицы было чертовски непросто. Привязанная к трубе соседнего дома веревка с наспех добытым крюком взметнулась к крыше Айронвуда, облегчая задачу, хоть и совсем немного. При почти парализованной правой ладони Николасу удалось намотать веревку на предплечье и, цепляясь обеими ногами, мучительно неуклюже продвинуться вперед. София решительно последовала за ним, а Ли Минь, вопреки его ожиданиям, не пошла по веревке, словно кошка, а соизволила справиться как простая смертная. Кусок перерезанной веревки слабо стукнул по соседнему дому. Оставшийся кусок привязали к трубе Айронвуда. Держась за нее, Ли Минь опустилась к задней стене дома и прошла вдоль нее, непринужденно минуя окна. Теперь Николас с легкостью мог представить ее чувствующей себя как дома на пиратском корабле.

Ли Минь исчезла из их поля зрения, но Николас слышал, как она возится с окном под ними.

– Довольно ловкая, правда? – с явным удовлетворением спросила София, перегнувшись через край крыши, чтобы полюбоваться работой Ли Минь. Николас ухватился за спинку темного жакета Софии, удерживая от падения с карниза.

Рывок веревки дал понять, что можно спускаться, но София его остановила. Казалось, девушка изо всех сил заставляла себя выговорить то, что собиралась: рот перекосился, словно от чего-то горького.

– С тобой ведь все будет в порядке? – спросила она после долгого молчания.

– По крайней мере, все будет быстро, – ответил он.

– Звучит несправедливо, – заметила она, когда он двинулся к краю, сжимая грубую веревку. – Он заслуживает худшего, чем ты ему уготовил.

– Если что-нибудь случится…

София вцепилась в воротник его рубашки:

– Ничего не случится.

Николас кивнул.

– Понял, мэм.

София придержала веревку, чтобы облегчить ему спуск, и Николас попал ногами прямо в открытое окно. Ли Минь протянула руку, втягивая его через раму.

В конце концов, знание планировки дома сослужило ему хорошую службу. Взяв свечу со стены лестницы для слуг, Ли Минь осветила пролет, чтобы убедиться, что никто не идет. Хотя теперь они находились внутри дома, лестница оказалась настолько изолированной, расположенной так далеко от парадной части дома, что даже веселая музыка звучала приглушенно.

«Поразительно, – подумал он, – как быстро память может лишить человека сил». Все дело в воздухе, в том, как от него становилось кисло в легких, в знакомом поскрипывании пола, от которого крутило живот. В этом доме все рано или поздно угасало, даже надежда. Его самообладание рассыпалось, едва он вошел сюда, и на какое-то мгновение Николас так напрягся, что не в силах был сдвинуться с места, боясь увидеть поднимающийся к нему призрак матери.

Николас почувствовал, что Ли Минь пристально глядит на него, пытаясь понять, о чем он думает. Он не повернулся к ней. Желчь в горле щипала и горела, но он проглотил ее, стыдясь, что одних только стен этого дома оказалось достаточно, чтобы прошлое подорвало его решимость.

Он привык думать, что познал ненависть, но не подозревал, что она жила в этом доме слоем пыли. Все было до жути знакомо: это он изменился, а дом – нет. Даже сейчас тени, казалось, цеплялись за него, тянули за кожу, словно предупреждая: «Ты принадлежишь мне. И вечно будешь принадлежать мне».

Дом всегда будет претендовать на какую-то его часть, которую ему никогда не удастся вернуть.

«Я должен бежать отсюда». Закончить то, ради чего пришел, и бежать.

– Дай знать, если понадобится помощь, – сказала Ли Минь. – Если из-за его смерти нас всех разбросает, пробирайся обратно в Нассау этого года. Мы перегруппируемся.