Блуд на крови - Валентин Лавров

Далее генерал вернулся в свой кабинет и набросал на бумаге план действий. Еще через час, испуская тонкий аромат модных духов «Вера-Виолет» (семь рублей пятьдесят копеек за флакон), роскошная дама явилась в номер к Линдеру. Последний тут же потребовал шампанского и фруктов.

До полуночи из его номера неслись громкие тосты, игра на фортепьяно и пение. Потом, нетвердо ступая по коврам, постоялец вывел даму на Никольскую, крикнул извозчика, швырнул ему червонец, и тот даму умчал.

В кармане Линдера лежало послание генерала.

* * *

Утром он вновь покатил на Переяславскую. Отсюда вместе с Квятковским отправились в ближайшее почтово-телеграфное отделение на Старой Басманной. Седовласый чиновник принял от них текст телеграммы в Гельсингфорс: «Снимите со счета Хамиляйнена и переведите на его имя в Волжско-Камское отделение Москвы 1 200 000 рублей. Об исполнении срочно сообщите: Москва, Переяславская, 14».

Через час на почте появился сам генерал. Григорьев любезно отстучал на ленте текст ответа: «Деньги согласно требованию высланы». Лента была тут же наклеена на бланк, помечены место отправления — Гельсингфорс — и время.

Ранним утром следующего дня, когда обитатели дома номер 14 по Переяславской улице еще спали, снизу позвонил почтальон (его роль исполнил сыщик Потапов). Под расписку он вручил телеграмму и получил за свой труд трешник.

Теперь дело оставалось лишь за звонком Квятковского в «Славянский базар». Прошло утро, уже и день клонился к вечеру — телефон молчал. Кошко получил сообщение от агента, что в дом на Переяславской вошел низкорослый человек, известный в уголовном мире Санька Бабрекин по прозвищу Писарь. За ним числилось множество тяжких преступлений, в том числе убийств.

Линдер изнемогал в неизвестности. Ночью он почти не спал, как и генерал. Появилась опасность, что воры продолжают проверять личность Хамиляйнена.

В десять утра в кабинете генерала зазвонил телефон. Линдер упавшим голосом сообщил:

— Аркадий Францевич, звонил Квятковский. Предложил, чтобы я сегодня получил в банке деньги, а завтра ровно в два он ждет меня «для окончания дела». Боюсь, как бы они и со мной заодно не кончили. Деньги громадные, а им, видать, море по колено.

— Внеочередной чин дешево не дается, — бодро возразил генерал. — Крепитесь и действуйте согласно инструкции.

Ровно в двенадцать ноль-ноль Линдер вышел из «Славянского базара».

Внизу скучал лихач.

Линдер вспрыгнул на сиденье. Возница тронул лошадей — путь лежал всего на соседнюю улицу — Ильинку, 8. Здесь находилось Московское отделение Волжско-Камского банка.

Линдер демонстративно размахивал портфелем, который был, очевидно, пуст. Вышел он из банка спустя час, прижимая к груди тяжело нагруженный портфель. Опасливо озираясь, он сел в свои саночки и покатил через Мясницкую в сторону Переяславской.

Когда он проезжал возле арки Красных ворот, то его догнал возок. Закутавшись в медвежью полость, там сидел улыбавшийся Квятковский:

— Садитесь, пан Хамиляйнен, ко мне!

Вздохнув, Линдер пересел, но приказал своему извозчику:

— Поезжай за нами! И не отставай…

Квятковский был в благодушном расположении духа.

Он признался:

— А ведь мы все время следили за вами! Не обижайтесь — дело серьезное, а генерал Кошко — лисица хитрющая.

— Вы правы! Вот и мой извозчик будет ждать меня на Переяславской ровно два часа. Если я не выйду, он отправится за полицией.

Лицо Квятковского свела судорога. Он кисло ухмыльнулся:

— Вот это совсем лишнее!

Линдер, подъезжая к дому номер 14 по Перея славской, сразу же заметил на ней оживление. Четыре здоровых дворника скалывали лед. Газетчик заунывно тянул: «Мо-ско-вские ведомо-ости»! Татарин с узлом на спине выкрикивал: «Старье берем! Старье берем!»

Вдоль улицы стояло несколько извозчиков.

На душе потеплело. Сыщик понял: операция подготовлена серьезно.

* * *

…Линдера ввели в гостиную. В глубоком кресле, что стояло возле окна, сыщик сразу же разглядел мужичишку с оттопыренными ушками и идиотским выражением лица. Линдер узнал хорошо знакомую по полицейским снимкам физиономию Саньки Бабрекина. Этот безжалостный убийца-садист получил кликуху Писарь за то, что, сидя в камере, сочинял всякую чушь и небылицы про «изячную жизнь» и полагал себя великим писателем.

Линдер раскрыл портфель: он был набит «куклами», но бандюги, на его счастье, приняли их за пачки крупных купюр.

Сдвинули два ломберных столика и высыпали на них процентные бумаги. Линдер тщательно их сосчитал. Прошло более часа. Вдруг Линдер зашелся в жестоком кашле. Он обшаривал карманы:

— Господи, где мой платок? Гх-гх! Наверное, в пальто забыл. Ох, гх-гх!

Он медленно вышел в переднюю, оглянулся — воры остались в комнате. Тогда он подскочил к дверям, пытаясь отодвинуть массивную медную задвижку. Та никак не поддавалась. Линдер, цепенея от ужаса, напрягаясь изо всех сил, дергал и дергал задвижку. В любой момент бандиты могли его разоблачить. И тогда — гробовая крышка! Действительно, под чьими-то ногами захрустел в гостиной паркет. Шаги приближались.

Линдер, словно по наитию, крутанул влево шишечку на задвижке — запор сразу ослабел. Задвижка сдвинулась в сторону.

Он вновь заспешил в гостиную, вытирая уста. И вдруг, хлопнув в ладоши, воскликнул:

— Как бы мой дурак и впрямь не отправился в полицию!

Он подошел к окну и, как было договорено с генералом, постучал пальцем в замерзшее стекло, сделал строгий знак извозчику. Боковым зрением Линдер увидал, что Квятковский подал какой-то сигнал Бабрекину. Тот потянул руку за спинку кресла, и в его руке блеснул топор.

Не спуская глаз с убийцы, Линдер прошел на свое место. Спокойно улыбнувшись, он предложил:

— А может, выпьем кофе?

Квятковский, прежде настойчиво предлагавший кофе, прямо-таки расцвел:

— Правильно, по чашечке! Я сам приготовлю, — и подмигнул Бабрекину.

В этот момент двери в прихожей с грохотом распахнулись. В гостиную ворвались сыщики. Возглавлял их силач-атлет Николай Жеребцов.

— Руки вверх! — заорал он страшным голосом. — Кто шелохнется — пулю в череп!

Преступники были так ошеломлены, что сдались без единого выстрела.

Было следствие. Преступники признались, что хотели убить «маклера из Гельсингфорса»: «Не отдавать же своими руками миллион!»

Если бы Линдер не стал пить отравленный кофе, то жизни его лишили бы с помощью топора. Сумели бы разделаться и с кучером, прежде чем тот отправился в полицию. Подобная же участь ожидала и кассира: «Не делиться же с ним капиталом!»