Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут

Они считают, что я замаран.

А еще не стоило забывать о худшем образчике из арсенала Маммерта. «Промежности и соки, промежности и соки». Его рефрен рокотал у меня в голове, как скверный текст какой-нибудь британской рок-группы. Он смотрел слишком много полицейских сериалов – тех, где оставшийся в живых супруг всегда виновен.

Сэм не имеет к смерти Чарли ни малейшего отношения.

День уже клонился к вечеру. Приготовив кофе, я тут же расплескал «кенийский крепкий» по своей накрахмаленной белой рубашке.

– Проклятье, – чертыхнулся я в мертвой тишине кондоминиума. Затем, доставая из портфеля ноутбук и фото, сшиб на пол калькулятор.

Не лучшая моя вещь.

Мгновения спустя «Винда» начала процедуру загрузки. Мигающие огоньки предупредили меня держаться от компьютера подальше, а то и его сшибу. Калькулятор надежно покоился на столе, рядом с фото из ОФЛ.

Свыше года назад.

Это был последний раз, когда фото Эвелин и Финн появлялось в моей квартире. Это осознание подало мне надежду. Оно вновь наполнило меня энергией, подарив сумрачное утешение.

Хорошо что им не придется видеть это дерьмо.

Первым делом надо позвонить Сэм. Ничего себе помощничком я оказался. Ее деньги пропали, а я ничего не сделал, чтобы их вернуть. Пребывая в замешательстве и раздираемый противоречиями, толком не зная, что предпринять, я припомнил худший факт из всех.

Это не ее деньги.

Гипотеза о Понци только усугубила подозрения полиции. Они определили Сэм как «заинтересованное лицо». Маммерт во время допроса походя бросил: «Это всегда жена». Такая помощь лучшей подруге моей жены не нужна.

Извини, Эвелин.

Фитцсиммонс велел мне выслать ему таблицу «Инвесторы». Его требование показалось мне бессмысленным.

– Зачем? Ведь компьютер Чарли у вас.

– Наши технари еще не взломали файлы.

– Пароль – «угодник», – с триумфом провозгласил я. Говорить этого не следовало, а уж ликовать по поводу удачной догадки – тем более.

– Откуда вы знаете? – встрепенулся Фитцсиммонс.

– Ага, откуда? – эхом вторил ему Маммерт. – Он вам сказал?

Мы с обоими офицерами обсасывали эту тему так и эдак следующие минут двадцать.

Зазвонивший телефон вырвал меня из этих раздумий.

– Алло.

После двух или трех секунд нескончаемого безмолвия в трубке зазвучал сильный, ровный, заботливый голос.

– Где ты был? Что происходит, Гроув? – Ни тебе «здравствуй», ни тебе назваться, но я все равно ощутил волну облегчения. После краткой паузы звонившая добавила с намеком на гнев: – Ты мне ни разу не перезвонил.

Энни. Наверное, 22 из 23 сообщений у меня на сотовом оставила она. Я же не прослушал ни одно.

– Извини.

Ее тон на миг заинтересовал меня. Она всегда звала меня «босс». Всегда балансировала на тонкой грани между заигрываниями и почтением. Но не в этот раз. Голос был другой – повелительный, без дураков. Никаких упоминаний о фруктовых мушках и Радио Рее не будет.

Голос Энни вытащил меня из хлябей, заставил забыть о бостонской полиции. Я щелкнул по кнопке «Отправить» на ноутбуке. Таблица «Инвесторы» унеслась в почтовый ящик Фитцсиммонса.

Пора идти дальше.

– Внутриведомственное гестапо обшаривает всю контору, – доложила она. – Курц роется в твоем столе с самого твоего ухода. В твоих папках, ящиках – везде подряд. И все расспрашивает про Сэм Келемен. Мы сказали, что ты обедал с ней в «Живце».

– Отвечайте на все его вопросы. Мне скрывать нечего.

– Курц запретил нам звонить тебе.

– А вы что сказали?

– Думаешь, меня волнует, что он сказал? – Расслышав в ее тоне непочтительность, я бросил взгляд на Эвелин. – Вот я и звоню, – продолжала Энни. – Правильно?

– Ты где?

– В офисе. Выкладывай начистоту, Гроув. Ты где-то нашкодил? – Внезапно от восьми лет разницы в возрасте не осталось и следа.

– Не звони мне из офиса, – рявкнул я, не ответив на вопрос. – Они отслеживают звонки.

– Думаешь, я дура?! – рявкнула в ответ Энни. – Я по своему мобильному. – Она убавила громкость на несколько делений. Он стал менее агрессивным и более заговорщицким. «Мы» против «них». – И потом, что они могут сделать?

– Попереть тебя. Начнем с этого.

– Кому какое дело, – огрызнулась она. – А теперь отвечай на вопрос. Ты где-то нашкодил?

– Нигде. Я помогаю двум друзьям.

Сэм Келемен. Бетти Мастерс.

Она примолкла. Нескончаемо долгий момент Эвелин и Финн смотрели на меня со снимка. Во внезапном шквале ментальных военных учений – воспоминания о мимолетной семейной жизни против тревог о будущем – я решил, что Энни мне не верит. И ошибся.

– Я знаю, что ты не делал ничего дурного, – наконец вымолвила она. – Я только хотела, чтобы ты сказал это вслух. Ну, и что мы будем с этим делать?

Мы?

– Мы не будем делать ничего.

– Я помогу, – настаивала она. – У тебя нет выбора.

Наверное, она была из числа дворовых ребятишек, бросавших вызов местным хулиганам.

Вопреки словам Энни, голос ее выдавал испуг. Может, из-за денег. Команды брокеров обычно делят свои заработки от премий и комиссионных. Базовый оклад Энни и Хлоя получают от СКК. И приумножают свои деньги за счет процентов от заработков команды. Если этот источник накроется, они лишатся изрядной толики своих доходов.

Однако ее страх никакого отношения к деньгам не имел. Уже сам факт звонка ко мне ставил ее под удар. И она это знала. Но в голосе ее сквозило еще что-то.

– Скажи мне, что делать, – стояла она на своем.

– Для начала избегай меня. Чарли подделал мою подпись на рекомендательном письме. Это письмо помогло ему облапошить собственных друзей и родителей жены. И СКК, и полиция думают, что я тут замешан, и это делает меня прокаженным.

– Слышь, Гроув, – ровным тоном потребовала Энни.

– Ага?

– Не может быть.

Это «не может быть» прозвучало иначе, не так, как у калифорнийских девушек, то и дело слышащееся в устах ее двадцати с чем-то подруг. Это «не может быть» прозвучало всерьез. Скорее как «заткнись и слушай».

– Ты невиновен. Остальное не важно.

– Я – ложка дегтя, Энни. Как только история выплывет на поверхность, у Курца на руках окажется полное фиаско.

– Я помогу.

– Нет.

– Ты не врубаешься, Гроув.

– Во что?

– С той самой поры, как Гас сопроводил тебя до дверей, я боялась одного.