Базилика - Уильям Монтальбано

— Ерунда. Я старше тебя и хорошо справляюсь с этой игрой.

— Почему перец?

— Потому что чувствую старинный зов и потому что я папа и у меня нет того, чего мне действительно больше всего хочется, поэтому я заменяю это «перцем».

Мне показалось, что он выпил рому.

— А чего вам больше всего хочется, Ваше святейшество?

— Отбивать мячи, выскакивающие из тренажера для подач. Двадцать минут в день, и все. По-моему, вполне разумное желание.

— У тебя не может быть бейсбольного тренажера. Мир решит, что ты продался американцам. Кроме того, ты когда-нибудь слышал о папе, который приобщает святых тайн мозолистыми руками?

— А я объявлю миру, что четверо из лучших игроков с битой в этом сезоне родом из моей части Америки.

Треди замолчал, и мне показалось, что я слышу, как он делает глоток.

— Конечно, ты прав. Поэтому мы сыграем в «перец». Это будет неофициальным мероприятием во время моего уединения в эти выходные.

Эта идея, похоже, пришлась ему по душе.

— Умбрия, — сказал он, назвав зеленый холмистый район на севере Рима, знаменитый своим восхитительным белым вином, развалинами и могилами таинственной доримской цивилизации этрусков.

— В субботу утром, — строго сказал папа. — Сядешь на первый поезд до Орвьето. Тебя встретят. Возьми с собой рукавицу, шорты и спортивную обувь. Да, лучше будет, если наденешь свой воротничок. Я отсылаю Диего в Штаты учиться на магистра. Перед ленчем в его честь будет дан прием: несколько представителей из Ватикана и игристое спуманте. Затем «перец» и пикник. Только мы втроем.

— А вдруг пойдет дождь?

— Лучше, чтобы дождя не было.

Все следующие четыре дня и четыре ночи лил сильный, настырный дождь, насквозь промочивший Рим и всю центральную Италию. К пятнице в новостях только и было, что о вышедших из берегов реках, покосившихся мостах и удрученных фермерах, и когда утром в субботу я вскарабкался на холм, чтобы сесть в поезд, небо было сплошь в облаках. Погода не казалась мне бейсбольной. И тем не менее, покорный слуга церкви, я с надеждой вез с собой в потертой старой спортивной сумке свою бейсбольную рукавицу.

На протяжении веков папы, стремясь уехать из Рима на выходные или в неудачное лето, отправлялись на юго-восток в замок Гандольфо в Альбанских холмах, где находились летний папский дворец и деревня богатых крестьян, преуспевших за счет стекавшихся туда туристов. Однако Святой поляк расширил границы папского отпуска. Энергичный турист, пока возраст и немощность не одолели его, Иоанн Павел II любил ходить в горы и забавлялся, наблюдая, какой ужас у его свиты вызывают незапланированные горнолыжные вылазки за пределы Рима. Треди устраивал еще больший переполох, проводя выходные в различных частях Италии в зависимости от прихоти и времени года. Официально эти побеги из Рима назывались частным уединением папы, чтобы Его святейшество имел возможность поразмышлять и подзарядить свои духовные аккумуляторы. Иногда, кроме сравнительно небольшого количества помощников и наблюдателей, Треди брал с собой своего духовника. А еще я знал, что время от времени он брал свою перчатку и несколько ценных деревянных бейсбольных бит.

Обычно от Рима до Орвьето всего около полутора часов езды, но в ту субботу из-за поврежденных непогодой эстакад и мокрых стрелок время поездки увеличилось еще на час. Тем не менее, когда мы наконец добрались до места, я увидел на платформе знакомое лицо ирландца, расплывшееся в широкой улыбке.

— Доброе утро, брат Пол, — сказал Дэниел Рейлли с преувеличенным ирландским акцентом.

— И вам того же, монсеньор. Какими судьбами?

Вряд ли я был достоин того, чтобы меня встречал сам церемониймейстер папы.

— Он надумал сам отслужить мессу этим утром, и я решил подышать свежим воздухом.

Не обращая внимания на двигавшихся позади нас и громко сигналивших итальянских водителей, Рейлли с преувеличенной осторожностью вел машину по хорошему двухполосному шоссе, которое лениво тянулось через гряду гор, словно сошедших с картинок детской книжки. Рейлли сообщил мне по секрету, что папа пребывает в хорошем настроении, расположившись в имении благородной и, к счастью, в настоящий момент отсутствующей римской семьи на вершине холма в поросшем лесом местечке, знаменитом своими видами, грибами и развалинами. Когда мы под взглядами двух скучающих молодых полицейских проезжали через ворота и сворачивали на обсаженную кипарисами длинную подъездную аллею, я успел отметить, что покрашенная охрой вилла изолирована, но назвать неприступной ее нельзя.

Ни полицейские, ни высокая каменная ограда вокруг виноградников и оливковых деревьев не смогли бы остановить профессионального убийцу с затаенной обидой на папу. Это не добавило мне радости. Когда Рейлли въезжал на холм, я вдруг подумал, что, возможно, папа узнал нечто такое, после чего поверил, что опасность миновала.

В пользу этой версии говорило то, что Треди отослал на учебу своего личного охранника. И еще одно: первой после поездки в Нью-Йорк настоящей вылазкой из Ватикана стал этот непринужденный уик-энд с пониженным уровнем безопасности. Что изменилось? Я решил спросить об этом папу, но так и не успел.

Завораживающая атмосфера мира и покоя окутывала чудесную старую виллу. Созывали на прием в честь Диего.

— Желаю вам всего доброго, святой отец, и надеюсь очень скоро снова увидеть вас среди нас, — произнес камерарий папы, монсеньор с елейными манерами.

— Служение Господу вместе с вами, ваше превосходительство, стало величайшим опытом моего священничества, — пробормотал Диего Альтамирано заготовленный ответ.

— Когда вы уезжаете?

— Боюсь, что сегодня днем. Сразу после ленча.

В барочной гостиной с великолепными видами на леса, цепляющиеся за крутые склоны холмов под хмурым небом, нас собралось около десятка человек. Все, кроме меня, были членами двора папы: секретари, помощники и менее важные прихлебатели, на протяжении веков являвшиеся неотъемлемыми винтиками в свитах пап. Треди еще не вышел, но по взглядам, устремленным на высокую деревянную дверь в глубине комнаты, я понял, что он не заставит себя долго ждать.

А пока в центре внимания находился Диего. Большинство присутствовавших, казалось, было искренне огорчено его отъездом. Я испытывал смешанные чувства. Лютер уехал, мне не слишком нравилось наблюдать, как папа отказывается от последней линии защиты. С другой стороны, Диего Альтамирано никогда мне особенно не нравился. Я считал его слишком хитрым, самоуверенным и заносчивым. Вы можете сказать, конечно, что на мое мнение повлияла зависть, так как появление молодого священника в качестве доверенного лица и компаньона папы означало, что у Треди будет меньше времени, меньше необходимости видеться с братом Полом.

Ладно. Было.

Но наши особые отношения с папой пока оставались в силе, поскольку, когда я несколько минут спустя наклонился, чтобы поцеловать его перстень. Его святейшество папа Пий XIII спросил краем рта: