Спорим, будешь моей - Елена Тодорова

– Мне жаль, – выталкивает так же агрессивно, как и я. – Прогорел. Херню сделал. Знаю. Соррян.

– Соррян? – ору, не в силах успокоиться. – Иди на хуй со своими извинениями!

– Чар… – прилетает раскачано и тихо уже в спину.

Догоняет, что слушать больше не намерен. Потому продолжение и не следует. Никаких, блядь, айл би бэк.

К Лизе тоже не суюсь. Не могу. Не после того, что она сказала. Заворачивает так крепко, что отпустить ситуацию никак не получается. А раньше еще думал, что отходчивый… В этот раз долго шманает. Херово настолько, что кажется, душу по кускам выпиливает. Однако, остановить эту карательную канитель самостоятельно не могу, как ни кидает.

Впервые радуюсь тому, что в академии Дикарка не появляется. Не приходится ломать себе хребет, лишь бы не гоняться за ней. Днем еще как-то на чистой воле выезжаю, но ночью прям жестко таскает. Вспоминаю все моменты, что с ней связаны. Последнюю ночь, как ни хуево, особенно часто и посекундно. Пересматриваю это кино до помутнения рассудка. Укуриваюсь так, что дым под потолком стелется. Батя утром ругается. А я просто не представляю, как иначе выживать. Дышу, будто через раз. Не насыщает ничего.

Из рассказов Сони знаю, что после моего показательного выступления вся их коммуна стоит на ушах. Уточняю, не наказана ли Лиза физически. Получив отрицательный ответ, закрываю тему.

Не хочу спрашивать, что с Задорожным. Не хочу спрашивать, приходит ли он к ним. Не хочу спрашивать, общается ли с ним Лиза.

На хрен.

И все же… Проходит неделя и стены падают.

Срываюсь к ней. Себя ведь на цепь не посадишь.

Моя… Моя… Моя…

Срабатывает магнит. Отказывает тормоз. Логика, рассудок, потоптанная гордость – все к черту летит. Сердце не обманешь, ведет к ней, как бы ни трещало от боли. Снова готов отдать все, что есть.

– Привет, – выдыхаю без всяких обид и претензий, как только открывает дверь.

Забыл. Все плохое забыл. Ерунда, что все еще режет за ребрами. Выпячивая грудь, заново раздаю. На максимум.

Только бы сказала, что сожалеет, что на эмоциях тогда наворотила, что не думает так… Только бы сказала!

Но ничего сказать Лиза не успевает. Замечаю лишь, как волна дрожи поражает ее тело, а в глазах случается наводнение. Рваные вздохи – в унисон, как по команде.

Запрос. Соединение. Пошел обмен данными.

В следующую же секунду резкий обрыв – с криками вылетает мать.

– Да что за напасть такая… – орет многоуважаемая ненормальная. – Ты посмотри, каков змий! А Павел еще жалел его, заявление не стал писать… Зря! Зря!

– Добрый вечер, – невозмутимо тушу этот пожар.

Увы, порой, обычная ледяная вода на токсичных людей действует, как горючее. Перебрасывает огонь с первого реактора на второй – ор усиливается.

– Добрый? Ха! – от крайнего выброса в атмосферу улетают не последние миллиграммы яда. – Немедленно за ворота, молодой человек! Иначе полицию вызову я! Я!

– Телефон одолжить? – предлагаю, не удержавшись от сарказма. – Пока вы будете звонить, мы с Лизой побеседуем, – игнорирую то, как Богданова-мать зеленеет. Так же спокойно, уточняю: – Тет-а-тет.

Не трогает даже то, что к нападкам присоединяется вся свора Барбоскиных. Соррян, Богдановых. Конечно, Богдановых.

– Уходи сейчас же! Ты плохой! – пищит одна из самых мелких.

Стефа или Уля, не помню.

– Уходи!

– Убирайся!

Много ума не надо, чтобы понять, что все они, исключая Соню и Лизу, люто меня ненавидят.

Лизу вычеркиваю авансом. До того, как она, оттесняя меня к двери, смущенно шелестит:

– Уходи, пожалуйста. Все очень плохо.

– У кого плохо? – выталкиваю с трудом.

Всматриваясь в ее глаза, пытаюсь поймать то, что видел там всегда. Секунда, две, три… Есть! Вашу мать, есть!

– У нас… – выталкивает неопределенно.

Да и неважно, что имеет в виду. Внутри меня уже мотает резервный генератор. Одуряющими плюсами выбрасывает все, что за эту неделю в минуса ушло.

– Я вернусь, – бросаю коротко и ухожу.

Ухожу, чтобы дождаться, когда все разойдутся спать. С Соней посредством переписки договариваюсь, что маякнет и откроет окно.

Забираюсь, благодарю и, не дожидаясь, когда закопошившаяся в ворохе одеял Дикарка выйдет из состояния крайней паники, у Соньки и спрашиваю:

– Выйдешь?

Солнышко, светлая голова, если и удивляется, быстро справляется. Кивает, натягивает халат и, подхватывая какую-то книжку, выскакивает за дверь.

Ловлю перепуганный взгляд Лизы и иду прямиком к ее кровати.

[1] Здесь: Экипа – экипировка.

Когда я в тебе, мир топит.

© Артем Чарушин

– Стой… – только и успевает прошептать, прежде чем я забираюсь к ней в кровать.

Меня ведь уже не остановить.

Ничего плохого не делаю, просто хочу почувствовать ее, как можно ближе. Поймав горячий рваный выдох, сгребаю руками и прижимаюсь всем телом. Лицом, в том числе. Едва сходимся, у Лизы дрожь летит. Меня и самого по миллиметру пересобирает.

Пусть.

Вдруг новая версия станет лучше? Вдруг в первый раз тот, в кого верит Дикарка, ошибся? Вдруг так ей больше понравится?

– Скучаю, – это признание похоже, блядь, на скулеж. Тихий, скрипучий и убитый. Прикрывая глаза, трусь об нее, как жалкая псина. – Разве тебя не ломает? – это и вовсе масштабно, как сигнал SOS.

– Артем… – все, что выдыхает Лиза.

Перебивает тотально, ждал ведь. В какие-то дни терял веру в то, что еще когда-то назовет по имени.

– Давай же, трусиха, – выпрашиваю, крайне нуждаясь. – Скажи. Наш общий зеленый – погнали.

Прикрывая веки, лишь густо и часто дышит мне в лицо. Не отталкивает. Более того, чувствую, как перебирает пальчиками по плечам. Медленно крадется к шее. В один момент, когда достигает голой кожи, вместе замираем.

«Продолжай», – глазами ее умоляю.

И, когда она решается, скользит по шее и дальше – в отросшие волосы, скребет затылок, огненными волнами проникает под кожу ток. Зажмуриваюсь и выпускаю громкий судорожный выдох.

С губ Лизы тоже слетают отрывистые и задушенные звуки.

Тремся лицами. Собираем мурахи. Ловим вздохи.

– Ты меня размазала, честно… – выплескиваю шепотом. – Скажи, что не думаешь, будто я знал… Скажи, что не поэтому все случилось… Скажи, блядь… Сука, скажи… – вырывается с дрожью и хрипом. – Скажи, что моя!