Стоя под радугой - Фэнни Флэгг

– Ну перестань, Бетти…

– И как же дом? Я восемь лет жду. Ты обещал – еще четыре года, и все.

Он подошел и сел на кровать:

– Я знаю, что обещал, и хотел бы этого не меньше тебя. Но у нас есть долг перед людьми.

– А как же мы? Мы тоже люди. Как же наши сыновья? У них должна быть нормальная жизнь. Они тебя даже не видят. И я тебя не вижу.

– Но, дорогая, это же как раз для них. Ради их будущего. Я не хочу, чтобы у них был отец-неудачник. Мое имя – это все, что я могу им оставить. Я хочу, чтобы они могли гордиться именем Хэмм Спаркс. Это мой долг перед ними.

Он видел, что теперь она, по крайней мере, слушает. И пустил в ход главное оружие:

– Бетти Рэй, мне стыдно признаваться, но я был не до конца с тобой честен. Я собирался снова баллотироваться в шестьдесят восьмом. Но сейчас понимаю, что будет слишком поздно. Если я не удержусь, пока прочно стою на ногах, если не стану сражаться за все хорошее, что я сделал, вся работа, все усилия, все жертвы пропадут даром. И честно говоря, Бетти Рэй, я не уверен, что смогу с этим смириться. Ты моя единственная надежда. Думаешь, мне это нравится – не видеть тебя и детей? Нет. Но если ты еще раз потерпишь…

– Перестань, Хэмм. Я это уже слышала.

– Я понимаю. Но – честное слово! – если ты это сделаешь, клянусь жизнью, клянусь жизнью моих детей, я больше никогда не стану баллотироваться в губернаторы. Поклянусь на Библии перед Верховным судом Миссури, если хочешь.

Еще час Бетти Рэй плакала, а Хэмм умолял, и наконец ее сопротивление начало слабеть.

– Хэмм, прошу, не заставляй меня через это пройти. Лучше возьми ружье и сразу пристрели, потому что я просто умру, если придется выходить и произносить речи.

– Тебе ничего не придется делать – только встать, представить меня и сесть. Вот и все. Не считая этого, все останется прежним. С единственной разницей – на этот раз мы с тобой будем вместе двадцать четыре часа в сутки. Я всегда буду рядом, а ты только будешь моим молчаливым партнером. А если я буду работать в другом месте, мы снова с тобой не увидимся весь день. Разве ты не понимаешь, дорогая, только так мы сможем снова стать близки, как раньше. Ты же этого хочешь, правда?

– Ты знаешь, что хочу, но…

– Каких-то несчастных четыре года, и потом я уйду, зная, что сделал все возможное, и мы навсегда избавимся от политики.

Она спросила с мукой в голосе:

– Ты уверен, что это единственный выход?

– Ты слышала, что сказал Венделл. Если ты не согласишься, пострадает весь штат.

Она снова расплакалась:

– А как же мой дом? Я столько всего накупила… Он был бы таким красивым…

– Я тебе вот что скажу. Дом можешь оставить.

– Правда?

– Правда. Он подождет, никуда не денется. Можете с Сесилом украшать его как хотите. А через четыре года мы выйдем из этой двери и переедем туда. А пока вы с детьми, да и я тоже, можем наведываться туда на выходных или ночевать иногда. Или мы с тобой одни можем туда ездить, а детей оставлять с Альбертой. Он станет нашим любовным гнездышком, так сказать. Так как? Сделаешь это ради меня – последний раз?

Она подняла на него покрасневшие глаза:

– Никаких речей?

– Ни одной.

– Клянешься?

– Клянусь. На Библии.

Она застонала:

– О господи, Хэмм, поверить не могу, что я позволила себя уговорить. Но если это и впрямь на благо штата…

Итак, в 2.34 утра женщина в меховых розовых тапках с заячьими ушами согласилась баллотироваться на пост губернатора.

Хэмм смотрел на нее с искренней благодарностью.

– Спасибо, дорогая, ты не пожалеешь. Я знаю, что был тебе не лучшим из мужей, но отныне все изменится, вот увидишь. Обещаю.

Он поцеловал ее, вскочил и умчался в кабинет.

Сморкаясь в очередной платок, Бетти Рэй спрашивала себя, что же она натворила. И что там Хэмм говорил? Может, он прав, может, это и впрямь их сблизит. В конце концов, за восемь лет она ему впервые понадобилась. Вдруг не так уж все и плохо. Дом ей оставят, и он обещал поклясться на Библии, что это в последний раз. Раньше он не говорил, что готов поклясться. Она очень надеялась, что их отношения еще можно поправить. Потому что все еще безоглядно любила своего мужа.

Эрл Финли орал в трубку:

– Этот несчастный сукин сын обещал поддержать Буфера. Мы заключили сделку, и тут он швыряет гарпун мне в спину. Скажи сукину сыну, что я до него доберусь, чего бы мне это ни стоило.

– Я ему передам, Эрл, – сказала Вита.

– Готов придушить его голыми руками.

– Представляю, каково тебе. Поверь, я сама была в шоке, когда услышала.

Вита положила трубку, улыбаясь. Какая прелесть. Эрл, человек, который в жизни не совершал ничего кроме грязных сделок, в ярости.

Минни Отман услышала новость в Пайн-Маунтин, Джорджия, на празднике «Песни на горе». Она только что исполнила свой новый хит «Я вам что-то расскажу», и тут на сцену выбежал человек и протянул ей записку. Она вскинула руки и крикнула мальчикам:

– СЛАВЬТЕ ГОСПОДА, ВАША СЕСТРА – ГУБЕРНАТОР!

Когда было объявлено, что Хэмм выставляет свою жену, новость встретили неоднозначно. Люди, голосовавшие за него, смеялись и подмигивали друг другу: мол, их парень обыграл больших шишек. Остальные были в гневе. Они считали, что Хэмм выставил в дураках и себя, и их. За или против, но объявление вызвало громкий отклик. Это событие, да еще какое. Пока во всей истории Соединенных Штатов на губернаторском посту побывали всего две женщины, и обеих избрали в 1927 году в разных штатах. На досрочных выборах Нэнси Росс из Вайоминга стала преемницей своего мужа, внезапно скончавшегося на работе, а Мириам Фергюсон заменила своего, обвиненного в незаконном присвоении фондов. В 1964-м женщины в политике еще были в новинку, и воспринималось это скорее как шутка или издевательство. Фергюсонов из Техаса со смехом прозвали Ма и Па Фергюсон, и Хэмму нравилось, когда шутили, что в Миссури теперь тоже семейная команда – Ма и Па. Журналистам выделили специальный день для съемок, они съехались и нащелкали Хэмма в переднике и с перьевой штуковиной для смахивания пыли. Хотели взять интервью у Бетти Рэй, но всему персоналу губернаторского особняка было строго наказано: «Делайте что угодно, только держите прессу от нее подальше».

Несмотря на Хэммовы обещания, Бетти Рэй немедленно попала в лапы парикмахеров, косметологов и модельеров, которых Сесил мобилизовал для «улучшения ее имиджа», как он выразился. Поскольку, по его же словам, никакого имиджа у нее и в помине не было. Последовали бесконечные часы примерок – платье за платьем, костюм за костюмом. Бетти Рэй стояла, а Сесил с друзьями спорили, что ей больше к лицу, пока не решили, что стиль Джеки Кеннеди подойдет лучше всего – изящые трикотажные костюмы и шляпка-таблетка. Вот только с очками вся эта красота не очень-то сочетается. И следующим ходом Сесила было убедить ее заменить очки на контактные линзы.