Правый пеленг - Иван Черных

– Хотите ко мне в дивизию? – без обиняков спросил полковник. – Инспектором по технике пилотирования.

Лебедь всегда вызывал восхищение у Туманова: смел, решителен, непреклонен; служить под началом такого командира не только почетно, но и поучительно. И все-таки уходить из полка, в котором провоевал с первых дней войны, с людьми которого сдружился, сроднился, было нелегко.

Комдив догадался, что заставило задуматься капитана, и дружелюбно хлопнул его по плечу:

– Понимаю. Но подумай о будущем. В общем, ответ жду завтра утром.

В 18.00 после небольшого отдыха и ужина полк выстроился на последние указания.

Омельченко, узнав о предложении Лебедя Туманову, в полет Александра не запланировал, назначил его руководителем полетов.

– Привыкай к руководящей работе, – шутя сказал он.

Александру и ранее приходилось дежурить на КП, быть помощником руководителя полетов и нередко исполнять функции руководителя. На первый взгляд дело спокойное и нехитрое: сиди себе да подсказывай по радио «подтянуть», «уголок убавить» или «газок подобрать». Но это на первый взгляд. На самом же деле, когда с маршрута одновременно возвращались несколько машин почти с сухими бензобаками, изрешеченными осколками, с истекающими кровью членами экипажа, а фашистские самолеты подстраивались к ним и сыпали на аэродром бомбы, посадить их было нелегко, и дежурный расчет подвергался не меньшей опасности, чем в воздухе над целью, – КП, как и самолет, в эту ответственную минуту не покинешь.

На последние указания Лебедь приехал со своим заместителем подполковником Меньшиковым. Комдив оставался таким же возбужденным, как и при встрече полка, голос его звучал возвышенно и торжественно:

– Командование 4-го Украинского фронта и лично товарищ Толбухин, от которого я только что, поздравляют вас с новыми успехами на фронте. Нам, гвардейцам, доверена важная задача: нанести сокрушающий удар по укреплениям и причалам Севастополя…

Рядом с комдивом стояли подполковник Меньшиков в потертой летной кожанке и полковник Баричев, инженер дивизии, в замасленной технической куртке; и полковник Лебедь в новеньком черном реглане возвышался над ними на целую голову.

Слушали его внимательно, и торжественность, приподнятость речи зажигала людей; лица их светлели, наполнялись решимостью. Александр в душе порадовался за своего будущего непосредственного начальника.

Лебедь закончил и повернулся к Меньшикову:

– Ты скажешь что-нибудь, Федор Иванович?

Меньшиков пожал плечами:

– Собственно, последние указания пора…

– Точно, пора, – кивнул Лебедь.

На середину строя вышел подполковник Омельченко. Он напомнил, что за полком, который поведет он, пойдет соседний полк нашей дивизии. Поэтому строгое выдерживание режима исключительно важно для всех. Он зачитал порядок, время взлета и эшелоны следования экипажей к цели, напомнил меры безопасности и способы отражения атак истребителей, маневры в зоне ПВО противника. Последние указания затянулись, и Лебедь, не выдержав, подошел к командиру полка. Тот понял, в чем дело, и кивнул метеорологу:

– Давай погоду.

Младший лейтенант Клюско, маленький, тщедушный «кудесник погоды», стал обстоятельно и пространно объяснять синоптическую обстановку:

– Погода нашего района будет определяться областью повышенного давления…

Лебедь оборвал его:

– Чем она будет определяться, девицам своим, метеонаблюдателям, расскажешь, а летный состав интересует прогноз погоды.

– Есть, прогноз погоды, – вытянулся Клюско и заторопился: – Погода по маршруту и в районе цели ожидается малооблачная и безоблачная. После полуночи в нашем районе возможно образование тумана.

– Чего-чего? – круто согнул Лебедь шею и подошел к младшему лейтенанту вплотную, отобрал у него синоптическую карту. – Какой туман, откуда?

– Радиационный, – неуверенно пояснил Клюско. – За счет выхолаживания. Воздух очень влажный, а небо, – он посмотрел вверх, – ясное.

– Чепуха! Нигде никакого тумана, – ткнул Лебедь в карту. – Привыкли перестраховываться. – И решительно повернулся к Омельченко: – Давай команду разведчикам погоды на взлет.

То, что ожидается туман, Александр слышал в штабе дивизии полчаса назад, когда заходил туда, чтобы узнать о запасных аэродромах. Оперативный дежурный ответил ему, что как только они сами выяснят, так сразу позвонят на аэродром. Но уже заканчивались последние указания, а звонка не было. И Александр посчитал своим долгом напомнить комдиву:

– Товарищ полковник, нам еще не дали запасных аэродромов.

– Что значит «не дали»? – повернул рассерженное лицо полковник.

– То, что действительно ожидается туман, и неясно, какие аэродромы будут открыты.

Лебедь снова согнул свою длинную, поистине лебединую шею, подумал. Потом, не глядя на Александра, сказал Омельченко:

– Выпускайте разведчиков.

Неожиданно вмешался Меньшиков.

– Торопиться некуда, подождем, – сказал он спокойно, как о решенном деле. И Лебедя это взорвало.

– Что значит «подождем»? Командующий фронтом приказал, а ты…

– Пока запасных аэродромов нет, никто приказать не может, – стоял на своем Меньшиков. – На этот счет тоже есть приказ.

– Ну, Федор Иванович! – усмехнулся вдруг Лебедь. – У тебя никак характер прорезался. Хорошо, хорошо. Даже здорово. Но ты забыл, что теперь я – твой командир. И прошу приказы мои выполнять беспрекословно. – Он повернулся к Омельченко: – Давай команду разведчикам на взлет. – И примирительно пояснил Меньшикову: – Сейчас я сам поеду в штаб и по телефону сообщу запасные аэродромы.

Александр не сомневался в твердости слова комдива: уж если он брался за дело, то доводил его до конца. Но Меньшиков стоял на своем:

– Все равно непорядок и взлетать не имеем права.

«У него и в самом деле “прорезался” характер, – подумал Александр. – Такой послушный и исполнительный – и вдруг заартачился. Какая муха его укусила?» А подполковник еще раз посмотрел на небо, повел носом, понюхал и буквально поразил своим чутьем:

– В самом деле туманом пахнет.

Инженер дивизии Баричев чуть не рассмеялся, нагнулся, прикрыв лицо рукой.

Лебедь стрельнул колючими глазами в своего строптивого зама – издевается он над ним или шутит? – и, убедившись, что тот говорит вполне серьезно, покрутил головой – ну и ну, – сел в эмку и укатил.