Сплетающие сеть - Виталий Гладкий

Чтобы успокоить пищеварительную систему, мне пришлось есть лебеду. Правда, сначала я наткнулся на марь – растение, которой трудно отличить от лебеды. Я понял, что ошибся, только тогда, когда разжевал серовато-зеленый с мучнистым налетом лист. У него был запах тухлой селедки. Я едва не вырвал, хотя марь тоже съедобна.

Однако голод все-таки победил, и я уже согласен был на марь, но к тому времени мне попалась лебеда. По вкусу она напоминала шпинат.

Я жевал аппетитно, с хрустом, – как заяц капусту – и все равно друзья по несчастью отнеслись к моему начинанию довольно прохладно. И Каролина, и Зосима с вожделением поглядывали на рябчиков, которые нес Пал Палыч.

Но до ужина еще было очень далеко, и они принялись за грибы. Я только вздыхал, глядя на их изможденные лица. И предупреждал, чтобы сильно не увлекались, потому что грибы очень тяжелы для желудка, тем более – пустого.

Только Пал Палыч переносил испытание голодом с удивительным стоицизмом. Он словно закаменел. Его выдержке и выносливости можно было позавидовать. У меня все время теплилось подозрение, что он всетаки не в себе…

Сначала появился вертолет. Он летел очень тихо и вынырнул из-за верхушек деревьев так стремительно, что нам ничего иного не оставалось, как просто упасть на землю и притвориться болотными кочками.

Не знаю, заметили нас или нет, но проклятая стрекоза кружила над нами минут пять. А затем улетела в сторону Кадьи.

Я посмотрел ей вслед. Да, это была та самая машина, что пряталась под маскировочной сетью на плацу.

Импортная, скорее всего, французского производства. Мне уже приходилось видеть такие элегантные штуковины. Они стоили недешево.

– Туда! – указал я вглубь болот. – И побыстрее. Слушайте воздух и смотрите во все глаза. Бегом!

Мы помчались из последних сил, – чтобы убраться подальше от дороги. Никто не промолвил ни слова. Все давно научились подчиняться без лишних прений. Беда – хороший учитель и воспитатель.

Дальнейшее превратилось в сплошной кошмар. Спустя какое-то время снова прилетел вертолет-разведчик – тот самый, французский. А затем появился еще один, уже наш, цвета хаки, в отличие от заграничного – белого с красными и синими полосами по борту.

Они жужжали над нашими головами как шершни. Мы и в кусты прятались, и под коряги, и к древесным стволам прижимались, но "вертушки" не отставали. Точно определить, где мы находимся, они не могли, но район поиска был определен с потрясающей точностью. Значит, эта буржуазная сволочь все-таки высмотрела нас своими стрекозьими глазищами, когда прилетала первый раз. Бля!..

Я был зол как сто чертей. Лопухнуться на мякине! Нужно было не лебеду жрать, а небо слушать… олух царя небесного! Голод сыграл со мной злую шутку.

А где были остальные!? Хороший вопрос, Иво Арсеньев. И главное, своевременный. Командир отвечает за все, дружище. Или ты забыл прописную армейскую истину? Виноват – получи. И нечего на других кивать.

Наконец вертолеты улетели. Наверное, горючее было на исходе. Мы воспрянули духом и побежали дальше.

Хотя наше передвижение по болотистой местности скорее напоминало хоровод дистрофиков, нежели полноценный бег.

Увы, не долго музыка играла. Не прошло и часа, как позади раздался приглушенный расстоянием собачий лай. Мы с Зосимой переглянулись. Он печально кивнул и промолчал.

А что говорить? Козе понятно, что по нашему следу идут ищейки. Наверное, их доставили на Кадью в тех микроавтобусах, что мы видели около полудня. А может, псы несли службу на объекте. Какая разница.

Главное заключалось в другом: от собачьей своры не спрячешься.

– Ручей, речка… – где?! – выкрикнул я, переводя дух. – В какую сторону, Зосима?

Спрятать следы в воде – это был наш единственный шанс. Очень слабый, почти призрачный, – но шанс.

– Туда, – не очень уверенно показал Зосима.

Дискутировать было недосуг, и мы побежали в направлении, указанном Зосимой.

Погоня настигала. Нам уже были слышны голоса преследователей. Псы, чуя свежий, горячий след, бесились, подвывая от злобы.

А больших водоемов все не было и не было. Нам встречались только мелкие бочажки и крохотные линзы восхитительно чистой воды, образованные бьющими из больших глубин ключами.

Мне хотелось плюнуть на все, припасть к ним, и пить, пить, пить, наслаждаясь холодной, до ломоты в зубах, живительной влагой. Жажда буквально сжигала меня изнутри. Но еще больше меня жгло чувство собственной беспомощности.

Эх, если бы я имел хороший нож! И чтобы за моей спиной не маячили прилипалы – бестолковые и беспомощные в таких ситуациях. Я имел ввиду Зосиму и Каролину.

Пал Палыч мог быть полезен. Но только в качестве живца, как это жестоко не звучит. Он был для меня никто, ничто и звать никак, однако мог отвлечь на себя какое-то количество преследователей. И не более того. Мне бы этого хватило.

Мечты, мечты… Что толку от них? Я не имел права рисковать жизнями друзей. Своей – пожалуйста. Я столько раз ставил ее на кон, что чувство неприятной новизны притупилось, и осталась лишь обыденность с немалой примесью фатализма.

Можно подумать, что кто-нибудь избежал закономерного конца…

Нас догнали, когда до озера было рукой подать. Оно оказалось неглубоким, но широким, и с достаточно твердым дном, судя по почве под ногами. В общем, то, что нужно. Но перебрести озеро, чтобы скрыться в камышах на противоположном берегу, мы не успели.

Сначала из зарослей выскочили псы, два здоровенных ротвейлера. Завидев нас, они дружно залаяли, и наддали ходу.

Глядя на их налитые кровью и свирепостью глаза, на пасти, покрытые пеной, и клыки, способные нанести смертельные раны, неискушенный человек запросто может потерять самообладание. И тогда пиши пропало.

Собаки инстинктивно ощущают, что человек испуган и подавлен. И атакуют еще более напористо.

– Зосима, Каролина, бегите к озеру! – скомандовал я. – Мы вас догоним. – Это я сказал, чтобы оказать им моральную поддержку; у меня были очень большие сомнения в благополучном исходе схватки с преследователями. – Пал Палыч, стрелы!

Пал Палыч удивил меня в который раз. Он совершенно хладнокровно приготовил лук и успел сделать три прицельных выстрела, пока псы не приблизились к нам на расстояние последнего прыжка.

Попала только одна стрела. Но что такое камышовое древко с наконечником из жести? Стрела попала в грудь одному из псов, но его железные мышцы сработали как щит, а неглубокая рана лишь добавила ротвейлеру прыти и злобы.

Псы были обучены охоте на человека, это я понял сразу. А потому крикнул Пал Палычу, который стоял со своим "томагавком", как вкопанный:

– Отвлеките пса чем-нибудь!

Пал Палыч понял меня сразу. Он быстро нагнулся и схватил тонкую сухую ветку. Молодой и поджарый ротвейлер, бежавший впереди, заметил движение, и в прыжке попытался вцепиться в левую руку Пал Палыча, которая держала ненадежное и хрупкое пугало.