Аполлинария Суслова - Людмила Ивановна Сараскина

Такой-то ученый, в таком-то году, в таком-то городе взял скляночку, припаял трубочку, положил жидкость и получил – то-то. Другой ученый, в другом году, в другом городе сделал то же и получил другое… После долгих споров ничего не решили; один думает так, другой иначе, но никто ничего не знает. Не правда ли, как много?.. И как полезно для читателя? (Предполагается, что учащиеся журнальных статей читать не будут.) Зато без суеверия и предрассудков. Уж правда, что без предрассудков.

Графиня, ведь это жалкие, несчастные люди, обиженные Богом. Но что такое публика? Умеренные люди (учителя, воспитатели юношества). Говорят, что они не будут читать каких-нибудь глупых классиков. Я слышала недавно, как один господин, учитель (при детях, при матери) уверял, что всякий человек учится для денег. Когда я сказала, что человек должен учиться и развиваться, чтоб быть человеком, понимать прекрасное, по крайней мере не бить свою жену и своих детей, мне ответили, что, верно, я никогда не была голодна, потому что идеализирую. Значит, если можно воровать деньги, тогда учиться уж не надо? Спросила я. Нет, воровать нельзя, потому что не полезно. Т. е. не полезно потому воровать, что существует палка. Значит, нам палка нужна. Значит, нужно Бога благодарить, что существуют полиция, солдаты и палки в страшном количестве.

Я, может быть, утомляю Вас, Графиня, такими рассказами, что делать хорошего ничего нет, отдохнуть не на чем.

Поздравляю Вас, Графиня, с Новым Годом и желаю Вам всего хорошего в Вашем сыне. Нынешний Новый Год я встретила в постели, не раз вспомнила, как проводила этот день год тому назад. Я была больна моей обыкновенной болезнью, только в более сильной степени, чем прежде. Впрочем, перед этим все была здорова. Это несчастное здоровье расстраивает все мои планы. Насчет книг: я читала Историю Англии и Маколея, и Гизо, и Введенского…[202] Теперь читаю Французскую революцию (par Daniel Stem) 1848 года.

Вы говорите, Графиня, выйти замуж. За кого? (Если б даже не мое здоровье и не характер мой скучающий и наводящий скуку, ничем не удовлетворяющийся.) Вы говорите, не нужно искать непременно человека с умом. Это уж слишком демократично, я так далеко пойду. Притом выйти замуж значит связать себя с этим низким, рабским обществом, которое я не выношу. Я своих требований урезывать не могу; что есть – прекрасно, нет – не надо, уступок делать я не могу.

Мне очень жаль, что я как-то невпопад выразилась о Новосильцевой, в один час нельзя узнать человека, но это [?] к тому, что Вы мне ее объяснили.

Евгению Андреевичу передайте мой большой поклон и пожелание всяких успехов. Говорят, он повесть какую-то написал, и я не знаю, в каком журнале, не могу найти и заглавия не знаю. Если найду и прочту, то напишу и пошлю ему критику, прямо непосредственное впечатление свое выскажу.

Прощайте, дорогая Графиня.

Целуюсь с Вами.

Ваша Полинька.

Р. S. Дела судебные и всякие здесь идут по-прежнему[203], невыносимо плохо, целые палаты и канцелярии подкуплены. Разбой, грабежи целыми шайками продолжаются, страшно газеты в руки взять. Я все вспоминаю Ваши слова, что дикая страна, в Китае только возможен такой характер воровства, мщения, судопроизводства и пр.

А. П. Суслова – Е. В. Салиас // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 21.

4 января. Москва [1867]

Дорогая Графиня!

Я уже давно собиралась писать Вам, но разные хлопоты и еще непредвиденные обстоятельства останавливали меня. А об Вас я все знала от Варвары Владимировны Новосильцевой, у которой была несколько раз.

Поздравляю Вас с Новым Годом. Как-то Вы его встретили? По поводу Нового Года я много думала о Вас и вспоминала, как два года назад мы встречали его вместе… Этот Новый Год, т. е. 1867, я проспала, потому что накануне была на одном глупом вечере, где ужасно устала. Впрочем, я была рада, что проспала Новый Год, а то было бы очень грустно. Кроме того, что я тут одна, какая-то ужасная тоска и безнадежность давит меня. Я думала в Москве встретить людей, у меня здесь есть разные знакомые, прежние студенты, а теперь мировые судьи, юристы и прочая. Это-та встреча с людьми, которой я так ждала, и довела меня до такой тоски. Все, кого я встречаю, мужчины и женщины, – необыкновенно мелочны и пусты. Это не потому, чтоб я была особенно строга и взыскательна, мне кажется, что я иногда слишком снисходительна, я стараюсь извинять человеческие слабости, но не нахожу в людях того, во имя чего можно было бы извинять. Всякий раз я возвращаюсь из общества в отчаянии и убеждаюсь, что лучше читать Филаретов катехизис[204], чем рассуждать с моими знакомыми. А ведь некоторых из них называют умными людьми. Умные в самом деле есть, но серьезных, развитых не видно.

Лучше бы я никого и ничего не видала. Я была гораздо счастливее в Иванове. Совершенно одна, с своими книгами, в которых что-нибудь можно понимать и уважать. Но разве можно жить только с книгами и только для книг?

Варвару Владимировну я нашла бодрою и здоровою. Она постоянно, кажется, занята то письмами, то какими-нибудь порученьями своих знакомых, вечно в хлопотах. Жизнь у них в доме какая-то странная: одна сестра в гостях, другая не выходит из своей комнаты, у третьей гости, четвертая куда-нибудь собирается. Все устали и торопятся. Что-то такое нестройное. Варвара Владимировна всех бодрее и здоровее.

Экзамен мой в Университете идет хорошо; я сдала словесный экзамен из истории русской и всеобщей, а последнее время все писала диссертации. Писать можно только в Университете, во время заседания, раз в неделю, и потому это ужасно много берет времени. Я взяла историю на главный предмет, и потому мне нужно писать из нее четыре сочинения. Из остальных предметов я ни о чем не забочусь, так как они даже не будут в моем дипломе, и я не буду иметь права ничего преподавать, кроме истории.

Теперешний профессор истории, Герье[205], очень добрый господин, экзаменует снисходительно, даже чересчур снисходительно, впрочем, не всегда. Иногда он ищет сделать что-нибудь для других, для экзаменующихся у него девиц, и это выходит очень мило и как-то наивно. Это еще очень молодой человек и до того симпатичный, что редко я встречала. Я ему горячо сказала на другой день словесного экзамена, что ничего не знаю, но желаю знать. Так как он предоставляет выбор темы сочинения самим экзаменующимся и требует, чтобы они писали на те исторические события, которые