Новый посол - Савва Артемьевич Дангулов

— Ау-леу-леу! — произнес монах и поднял кулачишко, поднял бесстрашно, вызвав смех Крупнова, который до сих пор со смиренным вниманием наблюдал за своими спутниками. Восклицание монаха можно было истолковать так: «Я на тебя управу найду!» И еще: монах произнес фразу, завершив ее именем, и, что удивительнее всего, русским — оно было нехитро и прозвучало явственно: «Ухов».

Не без настояния монаха машины прибавили скорости и, забрав резко вправо, стали подниматься в гору, навстречу огонькам, несмело разбросанным в ночи: как можно было догадаться, где-то там жил человек с русской фамилией Ухов.

Все происшедшее в последние полтора часа давало Певцову повод для раздумий. О чем? Идея поездки русских к Еремею Попеску была для настоятеля небескорыстна. Но в чем именно была корысть, ответить было трудно. Одно несомненно: город поделен между монастырем и Попеску. Будь настоятель лоялен к Попеску, он бы обставил миссию русских к известному богатею по-иному: ну, например, снял телефонную трубку и испросил разрешения. А он послал монаха... Судя по тому, как обстоятельно он его наставлял, тут был замысел. Можно допустить и большее: по тому, какой восторг это вызвало у монаха, замысел далеко идущий. Посылая русских к Попеску, игумен мог предположить, что тот не сможет принять русских. А если так, то и нынешняя поездка к Ухову была определена заранее. Но тут Юра должен был остановить себя: не слишком ли далеко занесло его желание проникнуть в смысл происходящего?

— А кто этот... Ухов? — наклонился Шевцов к полковнику, который, как мог установить Юра, присмирел, лишенный возможности говорить с Вермонтом по-английски.

— Убейте меня, не знаю... — Голос полковника был едва слышен. — Могу только высказать предположение, смелое... — Он посмотрел на Шевцова и улыбнулся. — Очень смелое...

— Да, пожалуйста...

Полковник вздохнул — в своих предположениях Крупнов не хотел быть опрометчивым: что можно простить юнцу, то человеку почтенных лет и почтенного звания, как он полагал, прощать трудно.

— Где-то тут живет известный ветеран с броненосца «Потемкин», кажется, единственный оставшийся в живых...

Кто-то наказывал Юре: в самых невероятных обстоятельствах сдави крик удивления. Именно сдави: удивление не дипломатическая категория.

— Да неужели... «Потемкин»? — спросил Юра. Мог бы он подумать, что судьба сведет его с «Потемкиным», легендарным «Потемкиным»? Ну, разумеется, он слыхал, что мятежный корабль, потерпев поражение, ушел на Балканы, вернулся в Одессу, а потом вновь ушел... Известно было ему и то, что команда с «Потемкина» рассеялась по Балканам, оставшись там на постоянное жительство. Понимал он, что сорок лет не такой срок, чтобы не застать в живых кого-то из тех, кто принадлежал к братству «Потемкина». Но предположить, что судьба столкнет его лицом к лицу с потемкинцем?..

— Погодите, может быть, есть смысл спросить монаха о «Потемкине»? — Шевцов все еще сдерживал любопытство. — Он должен знать больше — «Потемкин»!..

Но хитрый Микуца оказался не промах — как ни скромны были его познания в русском, он уловил точно.

— «Потемкин»! — произнес он значительно. — Ау-леу-леу — «Потемкин»!

А машины уже шли горной дорогой, забирая все выше. Дорога вдруг стала сельской: плетни и белые мазанки, как на Украине. Машины обогнули ровный ряд домов и пошли едва ли не по гребню горы.

— Аколо, аколо, домнуле... Там, там, господин, — простер руку монах — рука уперлась в смотровое стекло. — Аича. Здесь...

Гости вышли из машин; далеко внизу, на дне плоской долины, залег город — на него уже наползал туман, срезав край города.

— Домнуле Ухов, домнуле Ухов! — крикнул монах, приближаясь к плетню, крикнул с привычной уверенностью, обнаружив тем самым, что он тут уже бывал. Звонким и заливистым лаем отозвался пес, по всему, молодой. — Домнуле Ухов, — повторил монах степеннее, приближаясь к дому. — Домнуле Ухов...

В оконцах хаты вспыхнул и погас свет, тут же открылась дверь — на пороге возник человек.

— Бун, бун, Микуца... Хорошо, хорошо, Микуца, — говорил человек, склоняя к монаху массивную голову, а потом вдруг шагнул к плетню. — Да что вы тут стоите, братушки дорогие! Заходите, гостями будете!..

Только сейчас Шевцов и сумел разглядеть Ухова: старость не взяла его в плен, не иссушила, не согнула.

— Заходите, заходите, у меня хозяйка русская, из старообрядцев, рыбу ловила с батькой на Дунае... — Он оглянулся, пытаясь отыскать жену. — Катя... Катерина Филипповна, или ты перепугалась? Да тож... наши!..

С неброской торжественностью, тихо и спокойно, хозяйка вышла из дому, поклонилась.

— Где сядем? В хате темно и парко, а вот тут, под яблонькой, на свету... хорошо!.. — произнес Ухов. — Тут тебе и земля, и небо, верно?..

Он повел гостей к круче, точно и в самом деле хотел показать им землю и небо. Туман внизу растекся, став ярко-белым, — казалось, что небо, отразившись в облаке тумана, прибавило света и взгорью; человек, которого так хотелось рассмотреть Юре, был сейчас хорошо виден. У него были покатые плечи, крепкие, согнутые в локтях руки, открытый взгляд.

— Значит, были у Еремея Попеску? — засмеялся он, не выказывая зла. — Бог с ним, с Попеску, все одно лучше не будет! — махнул он ручищей. — Скормил своим людям прелую кукурузу и заселил половину госпиталя — розовая болезнь!..

Юра подошел к Ухову вплотную — вот он где, камень преткновения: скормил прелую кукурузу... Слова-то какие: скормил... прелую...

— Игумен отослал вас к Попеску, а тот не пустил, верно? — спросил Ухов.

— Да, конечно, — согласился Юра. — Но почему отослал к Попеску?

— Так вы не первые, кого он отсылает к Попеску! — засмеялся Ухов. — Игумен вон как лих!.. Понимает: ежели вы увидите Попеску, не назовете игумена деспотом!.. — Ухов задумался, произнес, не поднимая глаз: — Что с них возьмешь: и духовные, и... штатские — одним миром мазаны...

— Истинно, одним миром! — подхватил Крупнов, приближаясь к Ухову. — Вы бы нам о «Потемкине» слово сказали...

— Что-что?

— О «Потемкине»!..

Ухов молчал, устремив задумчивые глаза в тот далекий край долины, где будто оттаял и обломился сам гребень тумана.

— Вот диво: люблю смотреть вдаль...