Четвертый Рейх - Виктор Косенков

Может, всему причиной жесткость, с которой правила верхушка Рейха?

Погребняк думал об этом не переставая, сравнивал. Четвертый Рейх, каким описал его Гюнтер, был понятен Александру. Наверное, понятнее даже, чем самому фермеру. Гюнтер был одной из низших ступенек общества. Он жил по законам этого общества и не очень задумывался о том, откуда они берутся, почему и как работают. Ему это было не нужно. Александр же смотрел на механизмы Рейха и узнавал схемы, методы, приемы.

Основа Четвертого Рейха когда-то называлась фашизмом. Это название возникло далеко, за двадцать световых лет отсюда. Здесь, на Глизе, само слово было не в ходу. Но слово ведь ничего не значит. Как говорил Осьминог, человечество погубит страсть к определениям? А ведь так и есть. Во всяком случае, каким словом это не назови, суть не меняется.

По сути, все то же, что и два с лишним века назад. Национальная идея, расовые теории, ксенофобия. Борьба с внешним врагом во избежание внутренних конфликтов. Великие цели и подчинение всего и вся этим целям. Карательные органы. Общество, поделенное на высших и низших, с озвученной возможностью низу стать верхом. При определенных условиях, разумеется. Условия, конечно, таковы, что тот же Гюнтер, например, никогда не попадет в замок. Хоть из кожи вон выпрыгнет. А чтобы гюнтерам не было обидно и они не вздумали раскачивать устоявшуюся пирамиду, есть животные. Еще более низшие, своим существованием поднимающие гюнтеров на ступеньку выше к небожителям. Раньше евреи, теперь осьминоги — не важно. Главное, животные.

Как ни крути, не повезло местным жителям. Слишком много функций они выполняют для стабилизации человеческого общества, чтобы к ним прислушиваться и считаться с ними.

Основу Земного общества когда-то называли глобализацией, но потом от термина тоже отказались. Слишком многих он раздражал, вызывая ненужные ассоциации. Вычеркнув слово, процесс, тем не менее, не остановили. Результат назвали Объединенной Землей. И что это изменило? Слова разные, понятия разные, оттенки разные. Суть одна.

Да и чем Объединенная Земля отличается от Четвертого Рейха? На Земле такое же разделение на высших и низших. И такая же сказка для низов о неограниченных возможностях. Сказка про Золушку, в которую верят много веков взрослые, казалось бы, дяди и тети. И такая же ксенофобия как катализатор развития общества. И такие же карательные органы. И всеподчиняющие цели. Разве что национальной идеи нет. Но она и не нужна. У Объединенного Человечества другая «светлая» идея, скрепляющая не хуже национальной.

Все узнаваемо. И не потому, что система одинаковая или идеи схожи. Просто люди везде одни и те же. И здесь, и на Земле. И сейчас, и двести лет назад. И желания у них одинаковые.

В чем разница между его коллегами и местными карателями с дубовыми листьями на кителях? В чем разница между обществом, породившим СС, и тем, что создало Агентство? Ну да, можно сравнивать. Как в детской забаве «найди десять отличий». Отличий можно наковырять и больше. Но есть ли на самом деле разница между двумя картинками? Или все-таки они одинаковы?

Основатель Четвертого Рейха, который не мог жить, но если верить Гюнтеру был здоров и невредим, действовал прямолинейно, в лоб, шагая по трупам и гордясь этим. Агентство работало изящнее. Трупы прятало. Но было ли их меньше — вот вопрос.

Впрочем, вопрос этот был риторическим. Александр работал в Агентстве не первый год и занимал там не последнее место. Знал и схемы работы, и статистику, и методы, и приемы. Знал, как подавляется инакомыслие, как люди, способные раскачать систему, становятся инопланетянами… Потому и здесь все казалось понятным. Только легче от этого не становилось.

Тошно было.

Машину тряхнуло. Погребняк выматерился.

— Впереди перекресток. Нам направо в город.

Гюнтер выглядел несчастным. После того, как они поговорили начистоту, Александр покормил пленника и завалился спать. Проснувшись, соорудил что-то вроде легкого перекуса и даже развязал фермера, пригласив его к столу. После этого импровизированного завтрака немец стал немного раскованнее, но симпатии к пришельцу с Земли у него явно не прибавилось.

— А слева что? — спросил Александр, притормаживая.

— Космодром.

Вот, значит, где потерянная грунтовка. Интересно, сколько бы он еще кружил по джунглям, если бы не Осьминог? Головоногий приятель вспоминался часто. И каждый раз в груди болезненно сжималось. Александр молча злился на себя за это, но сделать ничего не мог: Осьминога не хватало.

Он повернул и прибавил газа. Фургон затрясло сильнее.

— И все-таки я приеду не в свое время, — пробурчал Гюнтер.

— Это все, что тебя беспокоит? — усмехнулся Погребняк. — Я бы на твоем месте думал о чем угодно, только не о графике поставок. Или у тебя там бумажку на въезде спросят?

— Бумажку не спросят, — проворчал Гюнтер. — Они только груз проверяют. На нашу очередность им плевать.

— Вот и ты плюнь, — посоветовал Погребняк.

Дома по краям дороги стали появляться чаще, пока не уплотнились до такой степени, что стало ясно — они в городе.

Если фермер не врал, то Богданова с Баркером и японцами могли привезти только в замок, если конечно не пристрелили на месте. Гюнтер в замке бывал не часто, привозил овощи и фрукты. Строго по расписанию. И хотя до его очереди оставалось еще довольно много времени, Александр решил этим пренебречь.

Искать другую возможность попасть в замок, когда эта сама шла в руки, он не стал. Перевязал Гюнтеру изувеченную кисть, помог погрузить урожай в кузов фургона. Еще какое-то время ушло на подбор костюма. Фермер был ниже, но шире в плечах. Наконец Александр нашел что-то типа робы и напялил ее поверх экзокостюма, застегнувшись доверху. Выглядел он в этом наряде вполне сносно, если не вылезать из фургона.

Главное не вылезать из фургона. И как-то объяснить, откуда он взялся, охране замка, которая знает фермеров, но не знает его. И наплести что-то правдоподобное, чтобы разбитая рожа и забинтованная рука Гюнтера не вызвала подозрения.

Погребняк бился над легендой и прикидывал, как прорываться в замок, если охрана их все-таки не пропустит, а чертового немца только и заботило, что он припрется с урожаем не в свою смену. Бред.

— Тормозите, — недовольно буркнул фермер.

Александр сбавил скорость.

— Если ты будешь изображать из себя обиженного, нас точно заподозрят.

— А вы думаете, что если я стану глупо улыбаться с разбитой физиономией, это будет выглядеть естественней? Перестаньте. Охрана в замке — формальность. На задний двор нас пустят, а там… Сейчас направо, на мост.

Александр повернул, перекатил через горбатый мостик. Под мостом был овраг, на дне его что-то журчало, но назвать это можно было разве что ручьем. И то с натяжкой. Хотя… Он припомнил недавний ливень. Должно быть, в дождь воды здесь больше.

Дорога за мостом стала уже, но лучше. В центре города улица была мощеная. Интересно, почему здесь булыжник, а на космодроме нечто похожее на бетон? Или здесь дороги делали раньше, чем разработали ту технологию, по которой укатывалось взлетное поле?