Сидящие у Рва - Сергей Смирнов

— К берегу! — быстро скомандовал Лухар и пригнулся. Над лодкой тонко пропела стрела.

* * *

Пока лучники, заняв оборону вдоль берега, обстреливали никак не желавшие тонуть огоньки, пока лагерь просыпался и люди бестолково суетились, не понимая, чего от них добиваются командиры, которые, впрочем, и сами плохо это понимали, люди в черных плащах перерезали стражу, охранявшую лагерь с тыла. Но кто-то из стражников успел поднять тревогу.

Тяжелая кавалерия намутцев ворвалась в лагерь. Кое-где командиры успели организовать оборону, опрокинув повозки с мостовым снаряжением; остальные в панике заметались меж двух огней — с берега и с реки.

Лухар с кучкой воинов бросился на прорыв вдоль воды к северу — и едва избежал смерти, почти наткнувшись на шедших в атаку пеших врагов. Развернувшись, он повторил попытку, бросившись к югу — но и там уже шел бой.

Оставалось последнее.

— Передать всем: пробиваться к лодкам, бросать возы, плыть на восточный берег!

Во тьме трудно было понять, что творилось в воде: целая флотилия невидимых плотов, приближавшаяся к берегу, беспрерывно обстреливала из луков и пращей метавшихся по берегу людей; лодки, переполненные солдатами, тяжело кренясь, пытались уйти из-под обстрела и застревали в зарослях.

С треском столкнулись две лодки; люди стали падать за борт; лодка опрокинулась. Неслышно подкравшийся враг на плоту запалил факел и неспешно расстрелял команду уцелевшей лодки.

Потом в ход пошли весла и багры: ими топили тех, кто еще барахтался на поверхности.

На берегу загорелись повозки. В кровавых отсветах продолжались последние схватки: нападавшие добивали оборонявшихся.

Дико ржали кони, которых сотник-кавалерист загнал в воду и пытался уплыть, держась за гривы. Метко пущенный камень разбил ему голову.

* * *

Битва закончилась скоротечно; но долго еще на берегу то тут, то там вспыхивали ожесточенные схватки. Потом победители, запалив множество факелов, прочесали прибрежные заросли, добивая раненых.

До рассвета Лухар провисел над водой, спрятавшись в пышную крону пандануса. Он не чувствовал ни рук ни ног; он окоченел от холода; его не пугали змеи и какие-то скользкие холодные твари, ползавшие по нему. Он не чувствовал ничего, кроме страха и отчаяния, а к рассвету перестал чувствовать и страх.

Когда все затихло, и первые лучи бледного солнца прорвались сквозь туманное марево, Лухар начал постепенно шевелиться, разминая руки и ноги. Он взобрался повыше, раздвинул кинжаловидные листья, огляделся. Позади была вода; противоположный берег был так далеко, что казался тонкой нитью. Впереди он видел поле битвы с полусожженными или разбитыми повозками и трупами солдат; на колесе опрокинутой повозки сидел нахохлившийся стервятник.

Было тихо. Лухар переполз на другую вершину пандануса, сполз в воду и в два гребка доплыл до берега. Выполз на руках, волоча за собой непослушные ноги. Отдохнул, набираясь сил от разгоравшегося солнца, поднялся и побрел вперед, обходя трупы или перешагивая через них. Кто-то услышал его и застонал.

Лухар быстро огляделся, потом склонился над залитым кровью человеком в рассеченном аххумском шлеме. Стащил шлем. Это был молодой десятник; кажется, Лухар запомнил его лицо. Десятник скривил обескровленные синие губы:

— Меня убил Эдарк. Я видел Эдарка…

Лухар покачал головой:

— Нет. Потому, что Эдарк — это мы: ты и я.

Десятник сделал серьезное лицо и кивнул:

— Да. Теперь я знаю… Дай мне воды!

Лухар разогнулся. Поискал глазами вокруг, увидел походную фляжку, вынул ее из чехла на поясе почти разрубленного надвое солдата. Вытащил деревянную пробку, глотнул сам, потом напоил десятника.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Так же, как и тебя, — ответил тот и вздохнул, закрывая глаза. — Теперь нас всех назовут одинаково, и мы никогда не вернемся домой.

— Я отомщу за тебя, Безымянный. — Лухар поднял его меч, вложил в свои ножны. — А теперь я должен идти.

* * *

В ближней роще он поймал потерявшего хозяина коня, вскочил в седло, и поехал по следам, оставленным на размытой дороге всадниками Намута.

Еще несколько недель назад Берсей не задумываясь приступил бы к штурму Сенгора; теперь сил на одновременный штурм с разных сторон уже не хватало.

Прошел еще один день. Строительство двух осадных башен подходило к концу. Охотники, подъезжавшие к земляной насыпи, обменивались с защитниками выстрелами из луков. В стороне, на холмах, солдаты штурмовали насыпные валы, имитирующие защитные сооружения города, саперы готовили зажигательные снаряды и откапывали траншеи, по которым штурмующие пойдут к городским стенам.

Вечером состоялся последний военный совет, назначивший штурм на раннее утро следующего дня. В штурме должны были участвовать все камнеметалки, часть которых установили на судах, стоявших на реке.

Рано утром Берсей выслал к главным воротам города послов с предложением о почетной сдаче. Послы были впущены в город, но переговоры не состоялись. Послов вывели на Рыбную площадь, раздели донага, высекли сыромятными плетьми и отпустили.

— Улицы узкие. Много деревянных домов в два и в три этажа, жители одеты небогато. Много вооруженных людей, но это не воины, а простые жители, — доложили смущенные послы.

— Вас могли ввести в заблуждение, — хмуро отозвался Берсей. — Что еще?

— А еще… Запах рыбы. Там все провоняло вяленой, соленой, жареной рыбой и рыбными отбросами… И еще кошки — круглые, с отвисшими животами…

Берсей машинально поднял руку к виску и закрыл глаза. Послы испуганно замолкли.

— Запах рыбы… — повторил темник сквозь зубы и отвернулся.

Спустя полчаса Берсей подал сигнал к атаке.

* * *

Это был правильный — и скучный штурм. Катапульты подожгли город. Башни подкатили к воротам и тараны, защищенные деревом и железной обшивкой, стали методично долбить в них. С башен перекинули лестницы на стену. Тем временем атакующая пехота, без потерь приблизившаяся к валу, по штурмовым самбукам полезла вверх.

Берсей взглянул, как развиваются события и — близился полдень — удалился в шатер.

Но не успел он приступить к еде, как вокруг внезапно потемнело; погода резко испортилась, с громом и молниями надвинулись тучи и хлынул ливень. Мгновенно все вокруг потонуло в потоках воды. Видимость упала до нескольких метров, самбуки съехали с вала, ставшего вдруг скользким, как масло; солдаты падали со стен и съезжали во рвы. Офицеры поднимали их и вновь гнали на вал; солдаты карабкались, помогая себе кинжалами, дротиками, мечами.

Берсей вышел из шатра; нахохлившись, всматривался в то, что творилось под стенами. Штурм явно захлебывался, — причем в буквальном смысле.