Владычица морей - Евгений Лукин

— Это в вас неверие в человеческое могущество говорит, — сказал Ворожейкин. — И вообще, вся беда России заключается в том, что мы в душе своей атеисты. Нету в нас искренней веры.

— Поэтому я и сказал, что они там скорее всего молятся, — хмыкнул Кононыкин. — Не думаете же вы, Ни-канор Гервасьевич, что они попытаются сопротивляться неизбежному? Это больше нашим подходит, американцы народ богобоязненный, они каяться станут.

— Нет, все-таки это несправедливо, — вздохнул Ворожейкин. — Если Он наделил нас свободой воли, то по какому праву судит теперь?

— Вот, — подхватил Дмитрий. — Это в вас российский демократ проснулся. По какому праву? Кто виноват? Давайте по совести разберемся! Не пылите, Николай Гервасьевич. Он будет судить нас по праву сильного. По какому праву русские в Афган лезли? По какому праву американцы да НАТО разборки с Ираком и Сербией устраивали? Да ни по какому. Просто сильнее были. И нам на возражения пуштун да афганцев большой прибор положить было. Не так? А НАТО вообще прямо заявило: кого хотим, того и будем бомбить. А теперь, когда за нас самих взялись, взвыли — по какому праву, за что? Да за грехи наши! По праву создателя!

— Да какие у нас грехи, — вздохнул мрачный Степанов. С опущенной вниз головой своей он сейчас напоминал начавший подсыхать подсолнух. — Ну, я понимаю, Березовский там, Клинтон, наш Боря, они, может, и облажались. Убийцы там, наркоманы… Не нравятся они тебе, кто ж против — возьми и почисть человечество. Люди тебе еще и благодарны будут, если общество от убийц да гомосеков почистят, ворье и наркоманов поизведут. Человечество-то при чем? Не мы же их выращивали! У нас в Россошках сроду своих воров, окромя Ухватченко да прорабов с милицией, не было, да и те людям в тягость никогда не были, наркотиками никто не баловался, изнасилование последний раз тридцать лет назад заявляли, да и то еще надо посмотреть, кто там да кого снасиловал! У нас дома сроду на замки не запирались, не от кого было! За что ж нас-то? Мы ведь ни в чем не виноваты!

— Так в чем вопрос? — удивился Кононыкин. — Сидите да ждите, пустят вас всем скопом в Царствие Небесное, будете, блин, на жемчугах есть на берегу чистой реки. Жить будете в стенах из ясписа, ходить будете, как Ленин предсказывал, в сортиры из чистого золота. Вам-то тогда чего суетиться?

— Просто у вас, Дмитрий, получается, — вздохнул Ворожейкин. — Вас послушать, в Россошках сейчас праздник сплошной должен быть.

— Да чему ж тут радоваться, когда из привычной жизни вырывают? — удивился Кононыкин. — Еще у китайцев проклятие такое было: чтоб ты жил в эпоху перемен!

— Нет, вы, ребята, все-таки чокнутые, — покачал головой Степанов. — Какие перемены? Вы о чем? Нас всех судить завтра будут! Причем неизвестно еще, по каким законам!

Кононыкин невесело хихикнул:

— Как это неизвестно по каким? Открывайте Библию да читайте. Там все сказано. По делам, Александр Петрович, по делам нашим нас судить будут! По делам и помыслам!

Рядом с Лукиными жила осевшая на земле цыганская семья.

Сейчас в цыганском доме царила суматоха и двери были распахнуты настежь. Около двора стояло несколько разноцветных «жигулей», вокруг которых галдяще суетились женщины и детвора. Сам хозяин Челеб Николаевич Оглы стоял у ворот в синем жарком костюме, брюки заправлены в хромовые сапоги. Оглы был невысок, коренаст, смугл и носил окладистую бороду, в смоляную густоту которой уже вплелись серебряные пряди седины.

— Здорово, Челеб, — сказал Степанов. — Далеко ли собрался?

Оглы крепко пожал руку Степанову, бережно — Ворожейкину, кивком поздоровался с Кононыкиным.

— Кочевать будем, — просто объяснил он.

— Поздно собрался, — заметил Степанов. — Далеко ли за сутки укочуешь? Цыган махнул рукой:

— Какая разница? Положено так. Деды кочевали, отцы кочевали, мы тоже поедем. Цыган смерть в дороге встречать должен. — Он неожиданно подмигнул Степанову. — Или в драке. Выедем, найдем место у речки, поставим табор. Я шатер не выбрасывал, так и лежит он на чердаке. Вот, понадобился…

Маленький черноглазый цыганенок нес вслед за матерью пуховую подушку. Подушка была большая, она мешала мальчишке поспешать за женщиной, но цыганенок старался не отставать и для того водрузил подушку себе на голову, семеня за матерью мелкими путающимися шажками. Мальчуган смотрелся уморительно, и от этого горький комок вставал в горле и щемило в груди.

— Ладно, — отворачиваясь, сказал Дима Кононыкин. Сейчас он выглядел совсем по-мальчишески — взъерошенный, лопоухий и в мелких веснушках, он смотрел на происходящее вокруг растерянно и обиженно. — Пойду я…

— Детей жалко, — сказал цыган Челеб у него за спиной. — Ну, нас бы судил. Мы-то вроде привыкли! Их-то зачем?

Дверь в дом, где жили Лукины, была открыта, и из коридора слышался спокойный баритон Юрия:

— …Съехали с моста, тут видим — вторая волна идет. Такая туча! На полнеба. Водитель по газам, а около моста через канал она нас догнала. Мы и опомниться не успели, а все вокруг саранча усеяла. Как снег с неба посыпалась. Лесополоса стеной стала, только зеленая и шевелится, словно живая. Бетонку забило так, что как по воде едешь. И хруст стоит. Представляешь, Котенок? Почти до поселка по саранче ехали. Думали, что и в Россошках такое. Доезжаем до пруда, а там чисто. Ни одного насекомого нет. И деревья в зелени стоят. Представляешь?

— Можно? — спросил Кононыкин и постучался в притолоку.

— Входите, — сказала из комнаты Катя. Дмитрий вошел. Катя сидела на тахте, а ее муж присел на краешек стола и смотрел на Кононыкина тревожными серыми глазами.

— Привет, Юра. Ты когда приехал? — спросил Дмитрий.

— Утром сегодня, — сказал Лукин. — С первым автобусом. Сергей Синякин

— А они еще ходят? — удивился Кононыкин. — Я думал, что в городе вообще никто на работу не вышел!

— Да нет, — сказал Юра. — С утра-то все пошли. Хотя бы для того, чтобы новости узнать.

— Кстати, — оживился Кононыкин, — а какие новости?

— Плохие. — Юра Лукин слез со стола и прошелся по комнате, держа руки в карманах брюк. — Никто ничего не знает, во всех церквах столпотворение настоящее. Бизнесмены по попам с портфелями денег бегают, а кому они сейчас, эти деньги, нужны? — Он помолчал. — Говорят, вода в Волге черная и густая, как деготь. Сам я не видел, но сосед отца рассказывал… Всю минералку в киосках скупили. Давка страшная, кое-где даже драки случались. В магазинах и библиотеках всю религиозную литературу разобрали, только поздновато, наверное, ее изучать. Раньше надо было!

— А отец обо всем этом что думает?

— У него своя теория, — усмехнулся Лукин. — Он в конец света не верит. Он мне говорит: «Юркин! Не верь, это нас накалывают, заразы, готовность нашу проверяют. Вот и устроили учебную тревогу!»

— Кто устроил-то? — недоуменно спросил Кононыкин. — Наши, что ли?