Музыка джунглей - Павел Марушкин

– Что значит не простая? – озадаченно почесался в паху альбинос.

– Посмотри на буквы. Ничего не замечаешь, на?

– Так ведь это не по-нашему! – хихикнул кто-то.

– Ты-то откуда знаешь, куки? Ты же читать не умеешь!

– Ну и что?

– Ух ты! Смотри, смотри: буквицы-то ползают!

Пыха подался вперёд и стукнулся лбом с альбиносом. Действительно, непонятные, похожие на пиявок буквы двигались на странице!

Каторжане один за другим поднимались с нар: судя по возгласам, в освещенном углу происходило нечто необычное.

Чем больше народу подходило к кучке кумаристов, тем быстрее ползали странные знаки. Внезапно Пыха понял, что они складываются в знакомые сызмальства буквы, а из букв образовывались слова.

– Бормотология! – изумлённо выдохнул Чобы Стисм и опасливо подался назад. – Книжка-то, типа, волшебная!

Кожаный шевелил толстыми губами:

– Мы… а… ны…

– «Манифест освобождения», – громко прочёл Пыха.

– Так ты грамотный?! – с изумлением спросил его Чобы.

– Конечно! – пожал плечами Пыха. – А ты разве нет?

– Я так… – засмущался антипримат. – Типа, немножко…

Пламя светильника заметалось.

– А ну, разойдись, на! – Кожаный сердито посмотрел на товарищей. – Ишь, столпились!

Но странное дело: стоило только людям податься назад, надпись снова пришла в движение, расползаясь бессмысленными пиявками.

– Опять, на, ничего не разобрать, – разочарованно протянул Кожаный.

– Эй, босота, все сюда! – внезапно воскликнул альбинос. – Я понял! Когда народу вокруг книжки много, она становится понятной!

– Читай! – подтолкнули Пыху.

– Погодите… – смоукер, щурясь, вглядывался в ряды строчек. – Значит, так… «Тезис первый. В единстве – сила!»

– Это как?

– Да тихо ты!

– «В единстве – сила, оковы сбрось, и прочь из постылой тюрьмы; но только вместе, не каждый врозь, мы выйдем к свету из тьмы».

Голос Пыхи внезапно окреп; в бараке воцарилась тишина. Затаив дыхание, каторжане внимали чеканному ритму строф.

– Рождённый гневом, горячий огонь пылает в сердцах рабов. Достоин неба лишь только тот, кто пролил на землю кровь! Взгляни в глаза караульных псов, и руку сожми в кулак. Готовься к бою, покинь свой кров, когда будет подан знак!

Пыха читал; и глаза каторжан разгорались всё ярче и ярче. Кто-то начал отбивать ритм, хлопая ладонью по нарам. Теперь уже проснулся весь барак. От смысла коротких, рубленых фраз спирало дыхание, и слёзы сами наворачивались на глаза, и сжимались кулаки. Смоукер отчего-то вспомнил свой покинутый дом, залитую водой деревню и покачивающуюся на волнах корзину. «И в этом тоже виноваты они!» – обожгла его внезапная ярость. Кто были эти «они», Пыха представлял себе довольно смутно: должно быть, такие, как их хозяин, – ну или вроде того; те, для кого он сам и тысячи таких, как он, – всего лишь пыль под ногами; те, кто обитает в огромных роскошных домах и заставляет стражников отлавливать на улице бедолаг, вынужденных идти на кражу ради куска хлеба…

– Братцы! – плачущим голосом вскричал альбинос, когда Пыха осёкся: дыхания читать больше не хватало. – Братцы, да что же это творится?! Они там… – он неопределённо махнул рукой в сторону двери, – они там жируют, гады, за наш счёт! А мы… – он сжал кулачки, – гниём здесь, надрываемся… Да когда ж это кончится?

– Да! Верно! Правду говоришь! – раздавались возгласы. – Доколе?!!

– Спокойно, товарищи! – Чобы Стисм, напряженный, как струна, коротко взмахнул рукой. – Ещё не время, типа! Читай дальше, куки. Пусть книга скажет, что нам делать и как!

И Пыха послушно продолжил; забыв про сон, каторжане внимали его голосу. Прочесть всю книгу не удалось – через несколько страниц буквы вновь превращались в бессмысленные чёрные закорючки. «Должно быть, чтобы читать дальше, надо сплотить вокруг неё ещё больше народу!» – озарило смоукера. Но пока что сказанного оказалось довольно; и к утру у каторжан был готов план побега. На следующий день под балками крыши уже сушилось несколько стручков жгучего красного перца – того самого, что напрочь отбивает чутьё у сторожевых псов.

* * *

Шаман кипадачи дёрнулся и рывком сел, таращась во тьму широко раскрытыми глазами. Итак, то, чего он опасался, свершилось. Книга попала в нужное место и к нужным людям. Первый Тезис раскрылся… Самым краешком отпущенных ему паранормальных способностей кипадачи почуял это; столь малое изменение мира – и столь опасное… Значит, его посланцы не сумели выполнить порученное; или же просто не успели.

В хижине царила духота. Гортанно перекликались снаружи обходившие деревню часовые. Шаман несколько раз глубоко вздохнул, заставив себя полностью сосредоточиться на этом нехитром занятии – приём самоуспокоения, которым у кипадачи владели даже малые дети. Потом он встал с травяного ложа, пошарил в изголовье и извлёк из тайника донельзя обшарпанный чемодан. Раскрыв его, кипадачи выдвинул длинный гибкий ус антенны и подкрутил веньеры настройки. Хижину наполнил треск атмосферных помех. Всё плохо, мелькнула мысль, всё… Может, не тратить попусту время и отправиться в путь самому? Взгляд шамана метнулся к двери. Там, над входом, висела выдолбленная и высушенная тыква-горлянка. Нет, с Повелителем Погоды посоветоваться всё же необходимо…

* * *

Иннот поднимался вверх по Строфокамилу до тех пор, пока берега не сузились настолько, что выгребать против течения сделалось невозможным. Тогда он бросил долблёнку и продолжил путь пешком. Теперь, когда путешествовать приходилось одному, каюкер на полную задействовал свои способности к «энергетическому видению». Мир преобразился; джунгли Великого Леса теперь представлялись ему почти прозрачными, словно отлитыми из слабо окрашенного разноцветного стекла. Стволы деревьев были чуть темнее; там, в их глубине, неспешно двигались живительные соки. Самые старые и могучие окружала неяркая аура – это означало, что внутри, в сердцевине растения, обитает дух. В толще земли прокладывали себе дорогу корни, прорастали семена трав; какие-то мелкие создания шевелились между стеблями.

Время от времени Иннот поглядывал на монетку. Разумеется, идти точно по прямой не получалось – в этих диких местах прямых путей не существовало. Один раз пришлось обходить обширнейшую топь, другой – потратить несколько дней на поиски перевала через скалистый кряж; ну а потом начались бескрайние горы.

Они были суровыми и негостеприимными; здесь от начала веков существовали свои, неведомые равнинным джунглям опасности и свои способы их преодолеть. Красота гор потрясала воображение: несмотря на тяготы пути и усталость, Иннот не раз замирал на месте, любуясь величественными пейзажами. Иногда ему начинало казаться, что весь мир представляет собой огромный, невероятно прекрасный сияющий кристалл, играющий мириадами бликов; и сам он – всего лишь один из них. Хотелось разделить с кем-то эту первозданную красоту, от которой спирало дыхание. Как-то ночью он поделился этой мыслью с Кумарозо.