Фрагменты - Дэнни Уоллес

– Так что вы хотите посмотреть? – спросила Диадема.

Первым порывом Маркуса был «Шепот ветра», любимый мультик детства, но рядом стояли солдаты, и он застеснялся. Парень стал искать во вращающемся тумане какой-нибудь боевик, но не успел найти что-либо подходящее, как солдат рядом с ним, тот самый здоровенный «бычара», широко, по-мальчишески улыбнулся и выкрикнул:

– «Шепот ветра»! я так его любил!

«Теперь-то он солдат, – подумал Маркус, – но в момент крушения мира ему было всего семь или восемь».

Диадема взмахнула пультом, разгоняя голографический туман, выхватила ярлычок «Шепота ветра» – и вот уже огромная голограмма заполнила центр комнаты, демонстрируя симпатичного фиолетового дракончика, парившего над заглавными титрами. «Шепот ветра!» – зазвучала песня из заставки, и Маркус со всеми солдатами запели в унисон с ней: «Крылья расправь и лети!». Они просмотрели всю серию, смеясь и подбадривая героев, на полчаса возвращая к жизни утраченное детство, но постепенно волшебство рассеивалось. Краски были слишком яркими, музыка – слишком громкой, эмоции – слишком простыми, решения – слишком очевидными. Мультик оказался пустым и приторным, как сахарная вата, и все, о чем Маркус мог подумать, было: «И вот по этому я скучал? И это все, чем славен Старый мир?» Жизнь после Эпидемии была тяжелой, а проблемы, стоявшие перед ними, – мучительными, но, по крайней мере, они были настоящими. Ребенком он часами просиживал перед голограммником, пересматривая программу за программой, впечатление за впечатлением, банальность за банальностью. Серия кончилась, Диадема вопросительно посмотрела на него, показывая пультом на следующую, но он покачал головой.

Женщина выключила проектор.

– Вы выглядите на удивление грустным для человека, только что посмотревшего, как добрый дракончик скидывает волшебника в озеро зефирного крема.

– Да, наверное, – пробормотал Маркус. – Простите.

Она убрала пульт.

– Мне показалось, вы наслаждались началом, а концом – уже нет.

Маркус скривился, плюхаясь на диван.

– Не совсем так. Просто, это… – Он не мог подобрать нужного слова. – Это не настоящее.

– Конечно, не настоящее, это же мультфильм. – Диадема села рядом. – Трехмерный мультфильм с фотореалистичными фонами, но все равно – просто сказка.

– Понимаю, – произнес Маркус, закрывая глаза. – Это не то слово, но… В общем, я обожал смотреть, как Злой Волшебник получает по заслугам.

Каждую неделю он придумывал новое злодейство, и каждую неделю Шепот ветра срывал его планы – типа, добро торжествует, порок наказан. Мне это казалось потрясающим, но… это не настоящее. Хороший парень всегда хороший, а Злой Волшебник всегда злой. Еще бы – не зря же его так зовут.

– Редкий детский фильм повествовал о неоднозначности бытия и неразрешимых моральных дилеммах, – серьезно произнесла Диадема. – Не думаю, что многие пятилетние дети были готовы к этому.

Маркус вздохнул.

– Думаю, никто из нас не был готов.

Уже в ночи пришел Винчи, снова извиняясь, что встретиться с Тримбл пока не получается, и принося новости извне: война шла неудачно, подступая все ближе к городу.

– Но кто с вами сражается? – удивился Вульф. – Все силы Морган на Лонг-Айленде.

– Есть и другие… серии.

– Серии? – переспросил Маркус. – Я думал, вы скажете «другие группировки». Что значит «другие серии»?

Винчи ничего не ответил, и Маркус так и не понял: то ли он думал, что сказать, то ли просто не хотел ничего говорить. Они молчали, пытаясь понять его действия, как вдруг из дальнего конца комнаты послышался голос.

– Тримбл готова вас принять.

Все подняли головы, вскакивая на ноги. Диадема почти побежала к охраннику у больших белых дверей, но он остановил ее взглядом и, по-видимому, выбросом данных Связи.

– Не вас, людей.

– Ноя жду дольше.

– Тримбл хочет видеть их, – повторил охранник.

Он повернулся к Винчи. – Возьмите их командира и того «консультанта» и следуйте за мной.

За дверьми открывалась широкая чистая приемная, почти пустая, вполне в типичном для партиалов минималистичном стиле, который Маркус начинал понимать – они не нуждались ни в цветах, ни в картинах, ни в милых тарелочках, а потому и не ставили их. В конце приемной обнаружилась следующая батарея дверей, сквозь одну из них доносился удивительный шум – Маркус слышал спор на повышенных тонах и… «да, стрельбу. Почему здесь стреляют?»

Охранник открыл именно эту дверь, и на них обрушилась волна криков, стонов, шепота, звуков боя. Маркус решил, что эту хаотичную смесь производила одновременная работа многочисленных радиоприемников, включенных на полную мощность. Войдя в комнату, они обнаружили, что она завешана и заставлена стенными экранами, портативными компьютерами, динамиками всех размеров и формы и даже еще одним голографическим проектором, расположившимся в углу, показывавшим гигантскую светящуюся карту штата Нью-Йорк, включая Лонг-Айленд, а также часть Нью-Джерси, Коннектикута, Род-Айленда и дальше к северу. Шум шел не от радио, а от видео. На карте мигали красные точки, на экранах появлялись лица и тела, джипы, грузовики и даже танки громыхали по городам и лесам, выраставшим на стенах. В центре этого светошумового ада за круговым столом сидела женщина.

– Вот она, – показал охранник, отходя в сторону и закрывая за ними дверь. – Подождите, пока она заговорит с вами.

Вульф и Винчи шагнули вперед; Маркус, как более застенчивый, остался у двери с охранником. Женщина сидела к ним спиной, и Вульф громко откашлялся, пытаясь привлечь ее внимание. Но она либо не слышала его, либо намеренно не обращала внимания.

Маркус оглядел экраны, закрывавшие стены. Многие из них показывали одну и ту же сцену, часто даже с одной точки, хотя он подозревал, что сотня или около того экранов не могла не подсоединяться по меньшей мере к нескольким десяткам отдельных разъемов. Большинство демонстрировали картину боя, и, как показалось Маркусу, не в записи; Тримбл наблюдала за полем битвы из штаба, как в свое время Кира, вооруженная кучей радиоприемников. Мысли, словно стайка рыбок, сами собой метнулись к Кире: где она сейчас, увидит ли он ее когда-нибудь? Большинство в Ист-Мидоу поставили на ней крест, раз никто не откликнулся на ультиматум Морган, чтобы прекратить расстрелы и оккупацию, но Маркус не оставлял надежды – возможно, напрасной, он понимал это, – что она все же выживет.

На самом большом экране повторялась одна и та же сцена: бегущий солдат, взрыв, поднимавший тучу грязи и травы, перемотка на большой скорости. Несчастный солдат летел вперед, падал наземь и бежал задом наперед, пока разодранная в клочья земля собиралась в нетронутую дерновину. Новый разворот – и парень опять бежал вперед, и земля под ним вновь взлетала на воздух. На четвертом цикле Маркус заметил, что скорость перемотки и моменты ее включения каждый раз немного менялись: «петля» не была механической – кто-то сам включал и выключал перемотку, ища… что-то. Он прокрался вперед, слегка отклоняясь в сторону, и увидел, что Тримбл сидит за мерцающим бледным светом столом-экраном, бегая пальцами по рядам сенсоров, приближая и удаляя изображение, прокручивая запись вперед и назад, и бедняга все погибал и погибал от взрыва снова и снова, и снова.