Большая игра - Борис Сапожников

Из сна меня снова выдернул Корень, но на этот раз я ему был только благодарен – слишком уж тревожным стало его содержание. Оказалось, я покрылся холодным потом, хотя во дворце эмира было достаточно тепло – ночами здесь топили. Я соскочил с тахты, уверенно встав обеими ногами на пол, потряс головой, стараясь избавиться от последних обрывков сна, как будто прилипших к моей голове.

– Командир, ты в порядке? – спросил у меня Корень. – А то будто сам не свой, да и стонал во сне будь здоров. Я уж думал, что горячка у тебя.

– Знаешь, бывают у меня дурные сны, – покачал головой я. – Вот такой и накрыл.

Корень лишь плечами пожал.

– Оружие и костюм доставили сюда, – доложил он, – так что можешь облачаться и поедем.

Для начала я привел себя в порядок. Пока умывался и скоблил подбородок одолженной у графского цирюльника бритвой, прислушивался к своим ощущениям. Отдых, конечно, пошел мне на пользу, но был все же слишком коротким. Я уже не в том возрасте, чтобы столь быстро восстанавливать силы после бессонной ночи, которой предшествовал по-настоящему безумный день.

Но ничего не поделаешь, сегодня снова драться. За честь Родины или за деньги, что я получу, или за выполнение обещания, данного мне хозяином дома на Николо-Песковской улице, – не столь важно. Здесь и сейчас имеет значение лишь то, что придется сойтись в поединке с капитаном команды, опытным и очень опасным бойцом. И не представляю, чего от него ожидать. Да, я не знаю, кто это будет. Хотя кое-какие подозрения на этот счет у меня, конечно, имелись.

Сразу во дворце переоделся в костюм для игры, который успели починить и привести в более-менее божеский вид слуги графа. Ну да, мне в нем не на бал идти. С трибун все эти зашитые прорехи и застиранные на скорую руку пятна все равно не будет видно.

В этот раз до арены придется ехать в отдельном паланкине, будто настоящему вельможе. Даже Корень не имеет права находиться рядом со мной до тех пор, пока не покину арену тем или иным способом, как говорится, на щите или со щитом. Я закинул внутрь паланкина секач, до поры упрятанный в чехол, но сам следом заскакивать в него не спешил.

– Ну, друже, – сказал я Корню, – если что, не поминай лихом. Если я не вернусь с арены, ты знаешь, что делать и куда идти.

Запорожец был отлично осведомлен о делах в доме на Николо-Песковской и в случае моей гибели сам должен был явиться туда с этим известием.

– Не зови ее, – бросил мне, мрачно глянув исподлобья, бывший казак, и я отлично понял, о ком он говорит, не называя имени.

Я лишь крепко пожал ему руку и уже собирался запрыгнуть в паланкин, как меня перехватил граф Игнатьев.

– Как вы ощущаете себя? – спросил он, заглянув мне в глаза, как будто одним взглядом хотел узнать ответ на этот вопрос.

– Немного отдыха не помешало бы, – честно ответил я, – но перехвачу четверть часа в паланкине, и еще, быть может, окажется немного времени до выхода на арену.

– Дуэль должна стать кульминацией игр, – кивнул граф, – так что прежде будут сражаться со зверьем и еще вроде какие-то карлики на свиньях и собаках, – он сделал неопределенный жест. – Ну, вы понимаете, на Востоке любят подобную потеху. Стало быть, да, еще какое-то время на отдых у вас будет.

– Тем лучше, – ответил я и крепко пожал поданную Игнатьевым руку, как бы то ни было, но уважал этого человека.

Наконец я забрался-таки в паланкин и действительно задремал, растянувшись на мягких подушках. Однако полноценно поспать не удалось – проснулся от того, что мы остановились. Тут же слуга распахнул занавеску, чтобы я знал, куда именно выпрыгивать. Покинул паланкин и вынул из него чехол с секачом, закинув оружие на плечи. За тем же слугой отправился в помещение под ареной, где мне предстоит ждать своего выхода.

В прохладной и тихой комнате, явно рассчитанной на большее количество человек, присел на длинную лавку, откинувшись спиной на стену. Секач пристроил рядом. И почти сразу задремал. Все-таки времени поспать мне в этих сутках катастрофически не хватало.

Этот сон не был похож ни на один из других. Его нельзя отнести к крымским, ибо в этот раз из глубин моей памяти поднялось нечто такое, о чем я, честно говоря, и не подозревал. И события эти явно происходили раньше Крымской кампании.

Два человека стояли передо мной. Обоих я знал очень хорошо и давно. Первый – среднего роста, крепкий. Сколько помню его, он всегда боролся с полнотой, изнуряя себя упражнениями, конечно, в то время, когда не пил, не шастал по балам и не волочился за юбками. Потому и борьба с лишним весом шла с переменным успехом. Однако так или иначе, но он держал себя в форме, очаровывая дам и барышень не только редким для русского человека нордическим лицом и пшеничной шевелюрой, но и крепкой мускулатурой. Второй же был выше него ростом, но заметно тоньше в кости, лицо у него было столь благородное, а манеры так аристократичны, что сразу становилось понятно – перед вами жулик первого разряда. Но какой жулик! Человек, способный обмануть аристократов старым как мир трюком, прикинувшись не кем иным, как графом Калиостро, тайно вернувшимся в Россию. А уж: его вечная присказка «я лишь исправляю ошибки Фортуны» чего стоит! Но сегодня он даже не улыбался, хотя это было свойственно ему в самых сложных ситуациях. Вот только назвать таковой нашу было бы попросту смешно.

– Мы впутались в весьма некрасивую историю, – заявил аристократичный и мрачный Шуленин, – еще немного, и до нас доберутся.

– А кто именно доберется, – обыкновенная веселость изменила и Анненскому, который то и дело проводил нервным жестом по пшеничным усам, которыми гордился бы любой прусский юнкер, – те или эти?

– Кто бы ни добрался, нам несдобровать, – отмахнулся Шуленин. – Живыми мы доставим слишком много хлопот.

– Значит, пришла пора разбегаться, – вздохнул Анненский. – Предпочту не знать, куда отправитесь вы, господа, и вам ничего не скажу, – он помолчал секунду, а после задал мне вопрос: – Но какого дьявола вам понадобилось оставлять ту розу на теле? Я понимаю, визитная карточка и все в этом духе, ты бы никогда не получал столько за контракты без этого, но в этот-то раз можно было воздержаться. Твое тщеславие нам слишком дорого обошлось.

– Это было условием нашего общего нанимателя, – пожал плечами я, снова про себя подивившись тому, как почти незнакомо звучит мой голос, интонации совсем другие. – Да и не знал я, пока нас Шуленин не собрал вместе, во что именно ввязаться угораздило.

– Значит, пора и вправду позабыть имена друг друга и отправиться куда подальше, – кивнул Шуленин. – С вами приятно было работать, друзья, желаю вам удачи, чтобы не добрались ни те ни эти.

– Барин! – раздался крик пожилого человека. – Едут сюда!

Мы обернулись на голос, у окна дома стоял пожилой дядька, воспитатель Анненского, продолжающий присматривать за своим великовозрастным дитятей, он указывал на улицу. С высокого второго этажа гостиницы нам было отлично видно съезжающиеся к главному входу черные кареты, запряженные вороными. Лишь одно весьма солидное заведение имело привычку отправлять по городу такие вот экипажи.