Любимые - Виктория Хислоп

В последующие годы Ангелос все так же целеустремленно учился и получил высшие оценки по итоговым экзаменам. Он не переставал думать о том, что в Америке у него живет дед, и решил, что поедет туда учиться. Возможно, он встретит давно потерянного родственника. Ангелос желал разбогатеть, иметь дом с множеством комнат и автомобиль. Или даже несколько автомобилей. Однажды он выразил свои намерения вслух.

– Ты проводишь слишком много времени с дядей, – подшутила Темис, которая и представить не могла, что сын уедет.

Танасис позволял племяннику смотреть множество американских фильмов. Небольшой деревянный ящик в углу комнаты познакомил юношу с новыми мирами и изменил мечты. Еще перед итоговыми экзаменами Ангелос послал анкету на университетские бизнес-курсы в Нью-Йорке и Чикаго. Когда пришло письмо с предложением о стипендии, Темис изо всех сил старалась скрыть свою грусть. Ее сын уезжал в поиске новых возможностей в страну, где не было ограничений на гражданские свободы, говорила она себе. Зачем переубеждать его? Для семьи это был триумф, огромная радость для Йоргоса, повод похвастаться в кафенионе, и Темис мысленно ругала себя за то, что огорчается.

Последние месяцы перед отъездом, пока Ангелос заполнял многочисленные анкеты и подавал документы на визу и паспорт (что нелегко сделать под властью хунты), Темис несколько раз порывалась рассказать ему об отце. Без ведома Йоргоса она пошла в телефонную службу, чтобы поискать имя «Тасос Макрис». Таких нашлось несколько человек, но само это имя наполнило Темис отвращением. На секунду карандаш завис над клочком бумаги, который она взяла со стойки. Темис решительно бросила все в сумку и захлопнула справочник. Ей даже не хотелось писать это имя. Она знала, как бы отреагировал Йоргос. Он считал себя отцом мальчиков и вовсе не хотел, чтобы разрушился прочный фундамент их семьи.

Настал день отъезда. Йоргос только приобрел их первую машину. Они поехали в аэропорт неподалеку от Глифады в лучах сентябрьского солнца, набив багажник и привязав два чемодана к крыше. Темис поглядывала, как на заднем сиденье между младшими братьями сидит Ангелос. Они играли, визжали и смеялись, подшучивая друг над другом.

Ангелос заметно радовался. Перед паспортным контролем он крепко обнял мать и помахал им на прощание. Темис настояла, чтобы они подождали на парковке, пока не взлетит самолет, поднимаясь высоко в ясное голубое небо.

– Откуда ты знаешь, что это именно тот самолет? – спросил Андреас.

– Просто знаю… – ответила она, отворачиваясь от всех, чтобы скрыть слезы.

Ее сердце разрывалось на части.

В скором времени пришло письмо от Ангелоса: он рассказывал о своей жизни и тепло отзывался об Америке. Только тогда Темис призналась самой себе, что сын принял верное решение. По крайней мере один ее ребенок жил в свободном обществе.

После отъезда Ангелоса у Никоса словно открылось второе дыхание. Брат больше не затмевал его своим академическим умом. После окончания школы прошел год «безделья», как выразился отец, и Никос отправился работать на стройку. Сложившаяся за долгие годы любовь к рисованию привела его на стажировку к архитектору. Тот, увидев грубые наброски, которые Никос иногда делал в офисе, побудил его заняться учебой по специальности.

– Никос, ты отличный чертежник, – сказал ему работодатель. – Но ты ведь хочешь заработать на своих чертежах?

Никос изображал равнодушие, но, работая у архитектора, стал понимать, что у него неплохие перспективы. В Греции накопилось множество строительных проектов. Повсюду возводили новые дома, практически в одном стиле, чтобы сэкономить время и деньги. Город утратил прежний стиль. Никос хотел соединить красоту с функциональностью. В свои эскизы он зачастую добавлял классические детали, которые придавали проекту элегантности и изящества.

На огромном мольберте, прислоненном к стене спальни, Никос изобразил фантастическую версию Афин, оставив здания девятнадцатого века на месте, но убрав все, что построили после. Аккуратными штрихами, в идеальном масштабе, он представил возрождение Афин в гармонии древности и современности. Никос нарисовал почти шахматную доску, с квадратами и проспектами, обрамленными деревьями, и каждый квартал был окружен парками.

Он разукрасил эскиз акварелью, окрасив здания разными оттенками песочно-золотого цвета. Идеальный город Никоса напоминал сказку.

– Если бы ты мог перестроить город, он стал бы раем, – говорила мать.

Все прекрасно понимали, что увлечение Никоса должно перерасти в профессию. Как на работе, так и дома его уговаривали подать заявление в колледж. Загоревшись этой идеей, Никос с легкостью сдал вступительные экзамены.

Если прежде Темис огорчали его неудачи в школе, то теперь она испытывала радость. Она взяла на себя роль его родительницы, но в голове постоянно крутилось: «Твоя мать гордилась бы тобой… Она бы так гордилась…»

Темис видела, с каким увлечением рисует Никос, днем и ночью. Не важно, что он рисовал, семью или фантастическое здание, – Темис знала, откуда взялся его талант.

Политехнический колледж находился в начале улицы Патисион. Это здание являлось достопримечательностью, и Темис очень гордилась, что Никос переступил его порог. Сыну исполнился двадцать один год, когда он наконец пошел в институт. Началось новое десятилетие.

Никос стал серьезным студентом, вкладываясь в каждое задание, делая работу с дотошностью, которая восхищала даже его преподавателя. У юноши появилась цель: он верил, что здания должны быть как красивыми, так и функциональными. Он считал своим долгом поделиться взглядами с младшими братьями и сестрой.

Как-то вечером Андреас делал уроки, разложив на столе учебники. На одной странице был изображен Парфенон, как он выглядел две тысячи лет назад.

– В конце нашей улицы находится идеальное здание, – сказал Никос. – Оно должно задать тон всем остальным сооружениям в городе! Красота для всех! Не только для богатых. Почему те, кому повезло меньше, должны жить среди нищеты и уродства?

– Нет причин! – согласился Андреас.

Никос верил в равноправное общество, вкладывая это в каждый штрих карандаша.

Слушая сына, Темис поняла, что ее убеждения не ослабли, пусть они больше не находили практического применения. Она видела в Никосе тот же огонь, что горел в душе Алики.

С переворота прошло пять лет, и улицы Афин украшали плакаты, отмечавшие годовщину: апрель 1967 года. Лозунги раздражали Темис, как и устроенные с размахом военные парады, включая мероприятия, где участвовали молодежные организации. Зайдя наверх отнести Танасису чистые рубашки, она мельком взглянула на экран телевизора, который, как обычно, был включен.

Подростки в униформе напомнили ей о днях ЭОН, и она подумала о том, как красовалась в своей темно-синей форме Маргарита. Прошло более тридцати лет, но схожесть этой сцены сильно поразила Темис. Новая эра, новая диктатура.