Этюд на холме - Сьюзен Хилл

Иногда случается такое, что ты запоминаешь до конца своих дней, что-то обыкновенное, незапланированное, удивительное, прекрасное, что-то внезапное, неожиданное. Ты помнишь каждое слово, каждый жест, цвет скатертей в ресторане и запах жидкого мыла в уборной так отчетливо, что, если ты почувствуешь этот запах снова, ты снова станешь тем же человеком, что и в тот день, в то время, подумаешь, о чем думал, почувствуешь, что чувствовал. Иногда случается такое.

– Боже, прошу прощения… меня куда-то унесло. Спасибо, звучит отлично.

– Низкий сахар в крови. Из-за этого становишься усталым, слабым и рассеянным. Фегато алла венециана[16] у Джованни это исправит. Пойдем.

Они побежали по бетонной лестнице и через двери на улицу, к его машине, смеясь. «Остановись, мгновение, – успела подумать Фрея, взглянув в беззвездное, безлунное небо, – пожалуйста, господи, остановись, мгновение».

В машине она поняла, что она выглядит, как и положено в конце тяжелого трудового дня, а не как положено в начале вечернего выхода. Кремовый шарф был единственным хотя бы близким к тому, во что она сейчас должна была быть одета. Следующей мыслью было, что она, наверное, ему нравится, раз уж он пригласил ее, не обращая внимания на ее внешний вид.

Ресторан оказался сияющим теплым оазисом, одним из маленьких старомодных итальянских местечек, которые не делают реверансов в сторону современного дизайна интерьеров или гастрономической моды двадцать первого века.

– Мне он нравится, потому что он прямиком из шестидесятых, – сказал Саймон, когда их бурно поприветствовал хозяин и усадил за уютный столик в нише у окна. – Смотри, свечи правда вставлены в бутылки кьянти в соломенных фьесках.

– Надеюсь, у них приличный десертный стол.

– Крем сочится из каждой поры, – сказал он, когда принесли меню, и блюдо дня было любовно описано официантом, обладавшим таким итальянским акцентом, о котором обычно принято шутить. – Еще важное отличие в том, что еда здесь фантастическая. Это может быть салат-коктейль с креветками, но в нем будут огромные, пахнущие морем креветки в удивительном, нежнейшем домашнем майонезе, телятина будет нарезана кусками тонкими, как бумага, а печень будет таять во рту.

– Лучшая еда для человека.

Принесли бутылку кьянти, и рубиново-красное вино было разлито по огромным бокалам.

– Лучший напиток для человека, – Саймон поднял свой бокал навстречу ей, улыбнувшись своей обезоруживающей, необычайной улыбкой. Ресторан был полон, но они были одни – здесь, в Лаффертоне, во всем мире. «Это и есть счастье, – сказала себе Фрея, – вот это, сейчас. Возможно, я никогда не знала, что это такое, до этого момента».

И они говорили, как и тем вечером в его квартире, заполняя все больше пробелов, что оставили тогда, все больше узнавая о жизни друг друга, обсуждали поездку Саймона в Италию и приготовления к будущей выставке, немного хор – но он не любил петь, не интересовался музыкой, любил тишину; о крикете, в который он играл в полицейской команде и еще в загородном доме своей матери; еще о его детстве, впечатления от которого, как показалось Фрее, он до сих пор пытался объяснить сам себе, а не только ей; то, что он был одним из тройняшек, причем тем, кто отличался, казалось ему скорее занятным фактом, чем проблемой. Они перешли к ее детству, потом к работе в Лондоне, а потом к ее браку, по которому она слишком быстро пробежалась в прошлый раз; это было как с детством Саймона – ей надо было попытаться понять, что произошло, и объяснить это самой себе, и когда она сейчас с ним об этом разговаривала, ей казалось, что она даже начала делать это. Они поговорили о книгах – у них был похожий вкус в литературе, еде – он готовил, но, по его словам, не брезговал и кулинарией в «Теско»[17] – для благотворительных мероприятий Мэриэл. О работе они не говорили. Еда в ресторане была именно такой, как он и говорил, – приготовленной по старинке и совершенно немодной, из 1960-х, безупречно исполненной, безупречно свежей. Они проводили долгим ностальгическим взглядом проехавшую мимо них тележку с десертами – тирамису, трюфель с шерри, кофейный мусс с бренди, крем-брюле, шоколадные бисквиты, облитые золотым кремом, – но в конце концов пренебрегли ею в пользу двух капучино.

Ресторан пустел. Они сидели и разговаривали. Неожиданно в окна забарабанил дождь.

Саймон Серрэйлер поймал ее взгляд и удержал его.

– Спасибо за все, – сказал он и снова улыбнулся.

Фрея услышала голос Шэрон Медкалф в голове. «Боже, он разбил больше сердец, чем у меня было горячих ужинов». И веселое лицо Нейтана с тенью волнения за нее. «Не на ту лошадку ставите».

Она посмотрела на того, кто сидел за столом напротив нее. О нет, это точно та лошадка.

Саймон допил свой кофе.

– Тебе же нравится Лаффертон, верно?

– Очень. Мне нужно было переехать сюда гораздо раньше. И мне повезло так быстро найти тут друзей, повезло с людьми на работе. Повезло.

– Извини, что испоганил все этой операцией по наркотикам.

Она просто махнула рукой. Но потом, всего на секунду, очнулась от своего радостного восторженного транса и вспомнила о других людях, о том, что она обязана была для них сделать.

– Только одна вещь, сэр, хотя это работа, и если вы не хотели бы сейчас…

– Нет, все нормально. И здесь я для тебя Саймон.

Она почувствовала, как краснеет. «Соберись, – сказала она себе, – соберись».

– Меня не устраивает, что дело о пропавших людях ушло на второй план.

Серрэйлер вздохнул.

– Я знаю, я понимаю, как много ты в него вложила, но босс очень внимательно посмотрел материалы и выразился предельно ясно. Я не смог найти достойной причины, чтобы спорить с ним. Обращения к гражданам дали катастрофически мало, и у нас нет никаких доказательств преступления. Без этого мы просто не можем продолжать держать это дело в высоком приоритете. Ты это знаешь. Мы и так ужасно много сил на него бросили, знаешь ли.

– Даже предполагая, что эти женщины были убиты?

– Но у нас нет причин предполагать это.

– Что-то случилось. Они не исчезли добровольно. Я просто знаю это. В том числе и велосипедист, и, раз уж зашел этот разговор, собака Джима Уильямса.

– Пожалуй, не стоит приплетать сюда собаку.

– Здесь что-то есть… Я знаю, что здесь что-то есть. – Она расколола кубик сахара на скатерти чайной ложкой на мелкие кусочки. – Ну же, вы согласны со мной, это же правда.

Саймон покачал головой.

– Может быть. Но наша с тобой интуиция никак не…

– …оправдывает трату ресурсов. Боже, ненавижу это слово.