Пропавший легион - Гарри Тертлдав

— Я никогда этого не сделаю снова! Клянусь Фосом! Никогда, никогда! Милосердия, мой повелитель, умоляю вас, милосердия!

Товарищи незадачливого вора смотрели на Императора в ужасе — они хотели только слегка проучить своего вороватого приятеля, но никак не увечить его. Марк тоже был поражен жестоким решением Гавраса. Теоретически в римской армии воровство каралось смертью, но только не тогда, когда речь шла о такой жалкой сумме. Марк стоял возле мешка с картами, в которых он рылся в поисках той, которая была нужна ему.

— И вы называете это правосудием, Ваше Величество? — спросил он, прерывая завывания Дукицеза.

За исключением вора, все в императорской палатке — Маврикиос, охранники-халога, видессианские солдаты, слуги Императора — ошеломленно уставились на римлянина, который решился оспаривать высочайшее решение.

Император был холоден, как вечный снег на вершинах пиков Васпуракана.

— Командир наемников, ты забываешься. Можешь идти, мы отпускаем тебя.

Никогда прежде Маврикиос не употреблял свое царское «мы» в разговоре с трибуном, это был угрожающий знак. Но Скавр придерживался обычаев страны, не знавшей королей, и не был с рождения приучен считать одного человека всезнающим, всемогущим и справедливым. И все же он был рад, что сумел придать своему голосу уверенность:

— Нет, Государь. Мне кажется, что я сужу более трезво, чем вы. В своем волнении и больших заботах вы позволили гневу одержать верх, когда речь зашла о делах маленьких. Отрубить руку человеку, укравшему горсть медяков, — это не справедливость.

Воздух в палатке сгустился от напряжения. Императорские слуги отшатнулись от Скавра, как бы не желал заразиться его святотатственным правдолюбием. Халога окаменели. Видессианские солдаты и даже Дукицез молчали, а трибун ждал, что сделает с ним теперь Император.

Маврикиос медленно произнес:

— Да знаешь ли ты, что я могу с тобой сделать за эту наглость?

— Не больше, чем Авшар, я уверен.

Старший дворецкий широко раскрыл рот, глядя только на Императора.

Гаврас внимательно изучал трибуна. Не спуская с него глаз, Маврикиос сказал халога:

— Возьмите этого сопливого дурня, — он указал на Дукицеза сапогом, и всыпьте ему десять хороших плетей, а потом пусть товарищи заберут его к себе в палатку.

Дукицез бросился к Марку.

— Благодарю вас, господин, о, благодарю вас!

Он не сопротивлялся, когда халога вывели его.

— Теперь ты удовлетворен? — спросил Маврикиос.

— Да, Ваше Величество, полностью.

— Я впервые видел человека, который обрадовался плетям, — заметил Император, иронически подняв бровь. Он все еще внимательно смотрел на Скавра. — Значит, тогда, когда ты отказался пасть передо мной ниц в Видессосе, это не было простой гордостью, не так ли?

— Гордостью? — Такая мысль не приходила в голову Марка. — Нет.

— Вот и я так подумал, — сказал Маврикиос, и в его тоне звучало уважение. — Если бы это было гордостью, ты вскоре пожалел бы об этом. — Он безжалостно рассмеялся. — А теперь убирайся отсюда, прежде чем я все-таки решу казнить тебя.

Скавр быстро ретировался, уверенный, что Маврикиос шутит только наполовину.

* * *

— Ты вел себя мужественно, но очень глупо, — сказала в эту ночь Хелвис.

Обнявшись, они лениво лежали в ее палатке. Его рука покоилась на ее груди, и он чувствовал ритмичные удары сердца Хелвис.

— Я? Честно говоря, я уже не помню, как я себя вел. Но мне казалось, что было бы несправедливо обрушить весь гнев Маврикиоса на этого несчастного воришку. Его самой большой виной было не то, что он стянул несколько медяков, а то, что в дурную минуту попался на глаза Императору.

— Но он и тебя мог покарать так же легко, как этого ничтожного видессианина. — Хелвис была не на шутку испугана. Хотя она и родилась среди народа более свободного, чем жители Империи, но все же считала абсолютную власть Автократора чем-то само собой разумеющимся. Но причины для страха у нее были куда более понятные. Она взяла его ладонь и положила себе на живот.

— Нет, слишком легкомысленный поступок, — сказала она. — Разве ты хочешь, чтобы твой ребенок остался сиротой?

— Ребенок?.. — Трибун приподнялся на постели.

Хелвис мягко улыбнулась ему, все еще удерживая его руку.

— Ты уверена? — растерянно спросил он.

Ее смех наполнил всю палатку.

— Ну, конечно, я уверена, глупый. Женщины, знаешь ли, догадываются о таких вещах заранее.

Она тоже приподнялась, и Марк нежно поцеловал ее от радости. И тут же недоуменно спросил:

— Но как же я мог знать, что оставлю своего ребенка сиротой, если я и не подозревал о нем?

Хелвис толкнула его в бок.

— Не смей пускаться в свои хитрые рассуждения, как какой-нибудь жрец. О ребенке знала я, и этого вполне достаточно.

Возможно, она была права. Немного хороших предзнаменований встречал Марк в последнее время, а что перед битвой может быть лучше, чем зарождение новой жизни?

* * *

На следующее утро посланные на север патрули Маврикиоса наконец встретили баржи, поднимающиеся вверх по течению. Неуклюжие корабли достигли Соли около часа дня. Путешествие их было нелегким: конные отряды Казда на обоих берегах Рамноса не давали возможности использовать лошадей.

Их стрелы превращали работу матросов в настоящий ад. Одна из барж потеряла так много людей, что оставшиеся в живых не смогли грести против течения, и река медленно снесла их к правому берегу, где баржа села на мель. Команду спасли, но саму баржу с дикими воплями сожгли казды.

В эту ночь у людей не было времени бояться привидений. Солдаты работали до самого заката, перетаскивая мешки с зерном и нагружая их на сотни телег. Когда взошло солнце, армия с шумом и грохотом перешла по большому каменному мосту через Рамнос и двинулась на Васпуракан.

Вскоре Марк понял, что довело Сенпата Свиодо до такой горькой ненависти. Казды творили в Видессосе и худшее, но их бесчинства в Васпуракане продолжались не один год. Васпуракан чувствовал руку захватчиков дольше и тяжелее, чем Видессос. Там, где в лучшие времена стояли фермы и деревни, теперь росли трава и сорняки. Захватчики так часто устраивали налеты на земли принцев, что чувствовали себя здесь как дома.

Как и в окрестностях Имброса, трибун видел пастухов, перегоняющих свои стада в горы при первом появлении армии. Но это были не пешие видессиане с пастушьими собаками, а кочевники на конях, вооруженные луками. Они очень напоминали каморов. В Васпуракане даже укрепленные города пали под напором каздов. Их или взяли штурмом, или заморили голодом во время затяжной осады.

На второй день пути от Соли армия Маврикиоса подошла к одному из таких городов. Город назывался Клиат. Командир гарнизона каздов отказался сдаться, невольно повторяя слова, незадолго перед тем сказанные Скавром: