Сундук с тремя неизвестными - Валентина Андреева

– Илья Иванович никогда не ругается и никогда не выходит из себя. Но зато может обыкновенные слова так сказать! Мало не покажется.

– Ну и сказал? Тебе! Когда ты назад прикатил, – прошептала Наташка и приложила палец к губам. – Орите потише, видите, человек заснул.

– Илья Иванович не заснул, он все слышит, – пояснил Тимка. – Когда я вернулся и все ему рассказал, он мне и сообщил, что вчера днем в той самой квартире Светланы убили человека. И с учетом того, что произошло сегодня, мне немедленно надо улетать назад, в Ижевск. А там будет видно, что делать. За билетами он ездил сам. Удалось купить только на понедельник. А в воскресенье к нам заявились вы с Натальей Николаевной. Я этого не знал, чуть не вляпался. Думал, раз Марина уехала, в доме никого нет, ну и расположился по-хозяйски… А тут этот звонок насчет доставки двух заказанных билетов на Ижевск. С нашего же номера телефона, да еще недавний. Трубку положил и прислушался. Сначала решил, что шорох наверху просто показался. Глюки! Потом насторожился. Говорю же, мы не знали, что вообще происходит. Пошел наверх, для храбрости сыпя угрозами. Все двери были закрыты. Но больше всего меня волновала дверь комнаты Евгении Георгиевны. Подергал за ручку, на всякий случай пригрозил неизвестно кому, что пойду за ключом, без уверенности, что этот «кто-то» действительно в комнате. И все-таки прежнего покоя не было. Решил сбегать за Ильей Ивановичем. А на обратном пути мы увидели открытое окно на втором этаже, откуда свешивался конец веревки…

До отъезда в аэропорт я, не высовываясь, просидел в домике Ильи Ивановича. В аэропорту увидел вас снова и показал ему. К тому времени мы уже поняли, что вы летите за мной. Тетю Иру не трудно было узнать. Лицо такое же испуганное, как в тот момент, когда она свалилась с дивана. На меня вы обе внимания не обращали, и Илья Иванович, сказал, что все в порядке. В относительном, конечно. Потому что тринадцать человек, отсортированных для посадки в АН-24, легче запомнить, как товарищей по несчастью. Вместе с вами я оказался в их числе. Кстати, моего отсутствия в Ижевске никто и не заметил. Я ведь только бабушке сказал, потому что деньги на билет у нее брал. Она, конечно, моего возвращения не ждала… Ругалась. Кое-как отболтался.

– Так это ты в аэропорту рванул вперед всех на посадку? – восхитилась Наташка. – «Безумству храбрых поем мы песню!»

– Его песенка была почти спета уже на следующий день, – обрезала я подругу. Напоминание о воздушном приключении вызвало легкую дрожь. Зачем акцентировать внимание на таких неприятных моментах? Интересно, как переносит авиаперелеты Самураец? – Давайте ближе к теме! Уже в Ижевском аэропорту меня смутило одно обстоятельство: Тимка сидел в своей коляске в знакомой мне кепочке, которую я видела вроде как на чужой голове, здесь, в доме, а при себе имел рюкзачок, с которым улетал в Ижевск юный передовик посадочного мероприятия на АН-24. Тогда я сочла это простым совпадением и почувствовала явную неловкость от своих подозрений. Но их невольно подпитали далеко не новые кроссовки! Для человека, лишенного возможности стоять на ногах, такая обувь выглядит странной. Кроме того, Тимка умышленно не поехал с нами к Георгиновне. Не знал, как она замешана во всей этой истории. Трудно находиться рядом с человеком, которого подозреваешь в убийстве. Только она никого не убивала. Просто, так же как и Тимка, заглянула в открытую дверь соседки Светланы – Раисы Афанасьевны Лымарь. Не веря своим глазам, ужаснулась картине увиденного и… лишилась рассудка. Тимка, тебе это должно быть особенно понятно. Забыв, зачем приехала, Георгиновна бросилась бежать вниз, в замешательстве прихватив с собой орудие преступления. А приехала она наверняка к Владимиру Аркадьевичу.

Я отметила про себя, что даже не покраснела, сделала многозначительную паузу, отхлебнула очередной раз из чашки холодный напиток и поняла, что напрасно. В меня он уже просто не лез. Ну как тут не вспомнить маленькую великомученицу из рекламного ролика, готовую лопнуть от передозировки сока «Моя семья». Одна, бедная, за всю семью отдувается…

Пауза грозила затянуться и потеряла свою многозначительность. И как назло, все сидели, пялились на меня и с интересом ждали продолжения. Даже Самураец открыл глаза. Оказывается, они у него серые.

– Муху заглотила… – выдвинула предположение Наташка, которой надоело нелицеприятное зрелище.

Я хлопнула глазами в подтверждение ее догадливости – не спорить же в таком положении. Угукнуть или кивнуть головой не решилась – боялась протечки. – Ну и чего ты с ней сидишь? Боишься, отнимут? Подойди к окну и выплюни, все равно она уже утонула. На фига тебе дохлая муха? Да и не дохлая тоже.

Еще раз хлопнув глазами, я вместе с чашкой пулей рванула к открытому окну и выплеснула содержимое и ее, и рта. Раздался короткий визг, а следом – треск ломающихся кустов.

– Блин! – заорала Наташка. – Кнопа утопила!

– Это не Кноп, – пояснил Самураец и лихо сиганул мимо меня в окно. Я закашлялась, запоздало сообразив, что маленький щенок не в состоянии наделать такого большого шума.

Втроем мы кинулись к окну. Несмотря на то что я была к нему ближе всех, лидировала Наташка, бормотавшая, что после «полива» щенок мог и подрасти. На таком-то солнышке. Вот как раз солнышка-то уже и не было. Ясное с утра небо подозрительно нахмурилось. Сломанные, а местами просто поникшие, ветки сирени свидетельствовали о том, что по ней проехался рояль, припаркованный в соседних кустах. Я никак не могла взять в толк, кому надо было подслушивать наш разговор.

– Добрый день… – тихо прозвучало со стороны настежь открытой на веранду двери. Мурашки забегали даже по моей голове, ощутимо шевеля волосы. Я не могла найти в себе силы оглянуться, тогда как Наталью и Тимку одолевало любопытство. А поскольку я придавила их сверху, удовлетворить его должным образом – просто повернув голову в сторону двери, они не могли. Наташкины вопли, волею случая обращенные к поверженной сирени, не помогли мне, как она советовала, немедленно «отлепиться». А вот тихие отчаянные стенания Тимки: «в-вы… м-меня… ща… р-раз… да…вите…» заставили сползти к их ногам. Но оглянуться я все равно боялась. Сидела с закрытыми глазами, не ощущая толчков, выбирающихся из спровоцированного мной «завала» Наташки и Тимки. Мелькнула мысль, что я похожа на медитирующего Самурайца.

– О как!

Что ж, освобожденная Наталья наконец заткнулась, пораженная встречей с недавним прошлым и присела рядом со мной на колени. Зря. Без привычки так долго не просидишь…

– Здрассте, Евгения Георгиевна, – перешагнув через наш тандем, вежливо поздоровался с гостьей Тимка. – Вы приехали за мной? Не стоило беспокоиться. Вам плохо?!

– Тима, ты сам?… Сам встал?

Георгиновна выглядела так, как будто ее выстирали, выжали и плохо погладили утюгом. Голос звучал мучительно тихо и без эмоциональной окраски. Довольно равнодушно. Или мне так казалось после «громкоговорителя», сидевшей рядом со мной?

– Да вы, Евгения Георгиевна, кого угодно поднимите, – особо не надрываясь, ответила за него Наташка. И тут же сама себя опровергла. Предпринятая подругой попытка встать, привела лишь к тому, что она уронила меня. Я растянулась на боку, почувствовав явное облегчение – успела отсидеть ноги. Первым на помощь пришел Кноп, слегка тяпнув меня за ухо. Потом Тимка, пытавшийся подхватить щенка на руки. Кноп клубком носился по комнате, удачно избегая Тимкиных рук и весело его облаивая. Когда подоспел Самураец, я уже поневоле, без посторонней помощи, стояла на ногах, потирая правое ухо. Левое лохматому разбойнику подставлять не хотелось. А Наташка вообще сидела на подоконнике.