Триумф Рози - Грэм Симсион

Моя левая кисть (которую держала Рози) внезапно испытала на себе повышенное давление. Однако правая (ее держала моя мать) никаких изменений не почувствовала.

Я сосредоточил внимание на Хадсоне. Та его рука, что не держала микрофон, вначале была сжата в кулак, теперь же я видел два торчащих пальца. Две темы-вагона: 1) птица; 2) дискриминация людей с аутизмом. Человеческая анатомия подсказывала: вероятно, на повестке еще самое большее три пункта.

Палец номер три:

— Мои родители и учителя очень старались помочь мне вписаться — поскольку не хотели, чтобы люди считали меня аутистом и плохо обо мне думали. В этой четверти я решил показать: я могу делать все то же, что и «нормальные» люди. — Хадсон проиллюстрировал свой тезис, одной рукой нарисовав в воздухе кавычки. — Думаю, мне это удалось. Потому что меня приняли в старшую школу.

Раздались продолжительные рукоплескания. Я не аплодировал — как и Рози, как и моя мать. И не только из-за того, что наши руки были задействованы для укрепления физической связи между нами. Я провел шесть месяцев, помогая Хадсону вписаться в среду, и теперь результаты моей работы меня тревожили. Кроме того, я осознавал, что сын не закончил выступление, а лишь ждет, пока умолкнут аплодисменты. Хадсон разогнул четвертый палец:

— Но для этого потребовалась масса сил, которые я мог бы употребить на другое — например, на то, чтобы получать отметки получше. Или на то, чтобы ходить в бар. — Снова смех в зале. — Это наш семейный бизнес, и мой папа специально спроектировал бар так, чтобы там было комфортно людям с аутизмом.

Палец номер пять:

— В этом баре я понял: не только люди с аутизмом должны меняться. И моя цель — сделать мир удобнее для тех, кто отличается от большинства.

Слушатели хлопали довольно долго. Видимо, они не заметили, что Хадсон снова сжал кисть в кулак и высвободил один палец. По моим расчетам, отведенное ему время почти истекло.

— В следующем учебном году я планирую пойти в спецшколу, где смогу практиковаться в том, чтобы просто быть собой, когда никто не заставляет притворяться кем-то, кем я не являюсь. И я хотел бы — когда буду готов — вернуться сюда, чтобы получить возможность стать адвокатом, не переставая быть собой. Чтобы я смог защищать права тех, кто не очень умеет говорить за себя. Если мистер Харл не возражает.

Он повернулся к директору старшей школы, и зал взорвался хохотом и аплодисментами. Но Хадсон стоял неподвижно, пока Юэн Харл не улыбнулся и не кивнул. Затем Хадсон ушел со сцены — опять же, под общие аплодисменты. Аудитория получила некоторое время на обсуждение услышанного, пока Бронвин ходила за кулисы, чтобы вернуть микрофон, который Хадсон унес с собой.

— Отлично сработано, — одобрил Фил. — Нарочно озадачил этого директора. Будет адвокатом, как пить дать.

Бронвин принесла микрофон и вставила его обратно в держатель.

— Похоже, учителей старших классов ждет много интересного, — проговорила она. — Возможно, Хадсон еще передумает и все-таки вернется сюда уже на следующий год. В нашей школе мы приветствуем разнообразие, и в прошлом не раз имели дело с родителями и учащимися, которые подвергали проверке эти наши принципы — и лишь сделали нас сильнее. Я убеждена, что родители Хадсона гордятся продемонстрированной им зрелостью в отыскании собственного пути в жизни.

Все это сильно напоминало риторику, которой регулярно пользовалось административное руководство научных учреждений, где я работал, — и которую я столь же регулярно игнорировал. Однако на сей раз (несомненно, в силу того, что эти слова относились к нашему сыну) я почувствовал, что глаза у меня наполняются слезами. Рози уже держала меня не за кисть, а выше, за предплечье. Моя мать кивала.

Последним оратором была, разумеется, Бланш. По плохо освещенным ступенькам ее провел на сцену Доув, который нес ее широкоэкранный планшет. Директор представила Бланш, упомянув и об ослабленном зрении, хотя это обстоятельство было и так вполне заметно аудитории.

Бланш явно волновалась сильнее Хадсона и несколько секунд собиралась с духом, чтобы начать.

— Прежде всего — я не хочу, чтобы кто-то думал, будто Хадсон — мой парень. — Подобного рода утверждение неизбежно должно было спровоцировать смех среди учащихся младших классов, а также среди их временно инфантилизированных обстановкой родителей — что и произошло.

Бланш улыбнусь.

— Это она нарочно, — заметила Рози. — Умная девчонка.

— Однако, — продолжала Бланш, — мы работали над нашими речами вместе, поэтому я знала, что он собирается сказать. Все, что он сказал, — правда. И еще он очень хороший, хоть и помешан на космических полетах и компьютерах и не очень помешан на личной гигиене.

Снова смех в зале. Переждав его, Бланш продолжила:

— В этом году я узнала четыре важные вещи.

Я посмотрел на ее руки, но она читала с планшета, так что в счете по пальцам не было необходимости.

— Первое: я хочу стать ученым. Оказывается, можно быть слабовидящим, даже совершенно слепым, и при этом быть ученым. Второе. Родители и учителя знают кучу всяких вещей, гораздо больше твоего. Но они не знают всего. В этом-то и трудность, когда ты ребенок и когда ты не уверен насчет чего-то важного. Тебе надо самой изучить вопрос и самой решить, как поступить. Мой папа не сторонник традиционной медицины, но я решила показаться врачу — насчет глаз. — Она ненадолго опустила взгляд на экран. А потом посмотрела прямо в зал. — И пройти иммунизацию.

Я услышал, как сзади, за несколько рядов от меня, Гэри выпускает воздух сквозь поджатые губы: точно так же он делал, когда Фил с вызовом ответил ему на плавательном фестивале.

— Третье. Я много зависала с Хадсоном, и теперь понимаю, что у меня тоже, скорее всего, аутизм. У девочек его труднее разглядеть, да и вообще у меня бы никто его не заметил, потому что всех волнует только мой альбинизм. Но я прошла тест. И — представьте себе… Четвертое. Я узнала, что люди могут быть супердобрыми. Почти все, о чем я только что говорила, — это благодаря Хадсону и его папе. Который… Хадсон говорил, что я могу это сказать… который такой же хороший человек, как Хадсон. И может, даже немного более чудноватый, чем он.

Она подняла взгляд.

— Я это не написала в своей речи, но я надеюсь, что на следующий год Хадсон все-таки придет к нам в старшую школу, чтобы он, и Доув, и я… чтоб мы все… чтобы мы все могли друг другу помогать. Спасибо.

И снова — мощные аплодисменты. Хадсон был прав, предположив, что я не против, чтобы меня называли «чудноватым». Но хотя за прошедший год этот эпитет нередко использовался другими применительно к Хадсону, я никогда не воспринимал его как действительно чудноватого — возможно, вследствие того, что наша с ним чудноватость касалась одних и тех же аспектов.

— Ух ты, — произнесла Рози. — Ты хоть мог себе представить, что он такое скажет? И что Бланш такое скажет?

Я отрицательно покачал головой.