Стрелок. Митральезы для Белого генерала - Иван Оченков

– Были бы мозги, было бы сотрясение! – только и смог выговорить согнувшийся от хохота Дмитрий.

– Все-таки Будищев не самый воспитанный человек, – заметила, поджав губы, Екатерина Мамацева, когда приятели ушли. – Так ругаться при дамах… фи!

– Знаешь, а я, кажется, первый раз видела его абсолютно счастливым, – задумчиво заметила Люсия.

– Что за странные идеи тебя посещают, милая?! – искренне возмутилась Катя. – Какое тебе дело до его счастья? Напротив, это он должен составить твое!

– Ты думаешь?

– Честно говоря, уже немного сомневаюсь.

В то время пока Куропаткин штурмовал Великокняжескую Калу, в русском лагере происходили большие перемены. Повинуясь приказу Белого генерала, все части перемещались ближе к вражеской цитадели, а в редутах вместо сменных гарнизонов появились постоянные. В более или менее глубоком тылу остались только медики да еще разного рода чиновники, в большом количестве присутствующие на театре военных действий. В основном это были интенданты, но вместе с ними почтмейстер, представители гражданского управления, полицейские, а также ревизор, специально прибывший с Кавказа для проведения расследований местных злоупотреблений.

Впрочем, Будищеву и чудесно спасшемуся Шматову не было до этого никакого дела, если бы не их имущество, оставшееся совершенно без присмотра во время передислокации. Между тем, помимо одежды и оружия, там имелись весьма ценные вещи. И так уж случилось, что именно на долю представителей статской публики выпала забота о багаже прапорщика и его слуги. Надо отдать им должное, все было самым скрупулезным образом собрано, описано, упаковано и ожидало дальнейшей судьбы на госпитальном складе. Последний был выбран исключительно из-за того, что находился под охраной. Туда и пожаловали приятели в поисках утраченного.

– Извините, Дмитрий Николаевич, – устало отозвался вышедший покурить после очередной операции Студитский, – совершенно не было времени заниматься чем-то, кроме своих пациентов.

Работы в госпитале и впрямь было столько, что врачи и санитары просто падали с ног от усталости. Раненные при отражении текинских вылазок шли нескончаемым потоком. Небольшое исключение было сделано только для Мамацевой, которой надо было проститься с мужем, да Люсии, старавшейся не оставлять подругу одну. Но после похорон и они поспешили вернуться к своим обязанностям.

– Все нормально, – отмахнулся Будищев. – Люди важнее шмоток.

– У вас были деньги в вещах?

– Немного.

– Да, припоминаю, ревизор Заславский передавал какой-то опечатанный пакет доктору Щербаку. Скорее всего, они в нем, но Александр Викторович теперь оперирует. Что же касается прочих вещей, то я сейчас распоряжусь, и вам их выдадут.

– Благодарю, – кивнул Дмитрий. – Стыдно признаться, но жрать хочется больше, чем в Америку, а просить у маркитантов в долг как-то не комильфо.

– Вы желаете перебраться в Америку? – удивленно переспросил доктор.

– Шучу, Владимир Андреевич, шучу. От голода.

– Никогда не понимал вашего чувства юмора, – отбросил докуренную до мундштука папиросу врач и извиняющимся тоном добавил: – К сожалению, не могу вам ничего предложить. Разве что вечером…

– Не беспокойтесь, – отмахнулся прапорщик. – Теперь не пропаду. Кстати, а какого черта мое барахло вообще взялись описывать и складировать?

– Порядок такой, – пожал плечами Студитский. – При гибели офицера его вещи собирают, для отправки родным. У Мамацева хоть жена рядом, об имуществе Магалова и прочих позаботились в полку. Ваши отнесли к нам.

– А я тут при чем?

– Прошел слух, что вас убили, – развел руками врач и поспешил вернуться в операционную.

– Не дождетесь, – пробурчал ему вслед Будищев.

Через пару минут к ним с Федором вышел фельдшер, в котором они тут же узнали Барнеса.

– Как я рад, господин прапорщик, что вы живы! – расплылся в любезной улыбке Марк. – Ей-богу, даже если бы я узнал, что жив кто-то из моих родственников, я и то бы обрадовался чуть меньше.

– Это почему так? – удивленно поинтересовался Шматов.

– Ах, Федя, – горестно вздохнул сын многострадального еврейского народа, – если бы ты хоть чуть-чуть знал моих родственников, то не спрашивал сейчас.

– Неужто они такие худые люди?

– Не все, – не стал отпираться Барнес. – Вот моя покойная мама при жизни была – золотой человек, а маленькая сестренка и вовсе настоящий ангел. Да только вряд ли она жива теперь, упокой, Господи, их души.

– Не каркай! – нахмурился Дмитрий.

– Что вы, что вы, ваше благородие, – испугался фельдшер и быстрым шагом направился к складу, время от времени поворачиваясь и предупреждая: – Осторожнее, тут какой-то поц наложил камни, не запнитесь. А тут зачем-то нарыли ям, берегите ноги. А вот здесь низкий проем, поберегите голову, особенно ты – Федя!

Аккуратно сложенные вещи Будищева лежали в углу, всем своим видом напоминая о бренности земного бытия и о том, что в лучшем из миров ничего из этого человеку не понадобится. Иными словами, в наличии было далеко не всё.

– Батюшки, а где же мешки с трофеями? – всплеснул руками Шматов. – Где ружье шарпсовское, где бинокля?

– И что, много трофеев? – сразу же оживился Марк.

– Трохи для сэбэ! – отрезал прапорщик.

– Да я разве против!

– А это что? – насторожился Дмитрий, беря в руки опись.

– Позвольте? – заглянул в документ фельдшер. – Насколько я понимаю, это список ваших вещей!

– Я про эти цифры, – ткнул пальцем Будищев и прочитал вслух: – Ружье американское с оптическим прицелом – сто рублей. Чаша с чеканным узором – десять рублей, браслет из желтого металла – тринадцать рублей… деньги в количестве трехсот пятидесяти двух рублей тридцати шести копеек переданы под расписку начальнику госпиталя надворному советнику Щербаку.

– Что же тут непонятного? – удивился Барнес. – Просто господа, описывающие имущество, пожелали некоторые вещи оставить себе и оплатили их стоимость. Так всегда делают. Да посудите сами, доставка ваших вещичек в Петербург станет в копеечку, а деньги может отвезти какой-нибудь друг семьи совершенно за бесплатно!

– Да где же такое видано, чтобы за серебряную чашу всего десять рублей? – возмутился Федор.

– Так оно серебряное, – понимающе хмыкнул фельдшер.

– Ладно, разберемся, – скрипнул зубами моряк.

Вечером того же дня господа чиновники собрались у одного из маркитантов. Надо сказать, устроились «чернильные души» не без комфорта. Имелся даже ломберный стол, притащенный, судя по всему, из офицерского собрания в Бами, и венские стулья, на которых и восседали игроки. Из угощения был, разумеется, всем набивший изрядную оскомину шашлык из баранины, хорошо, впрочем, вымоченный и прожаренный. Французские ветчина и сардины, итальянские маслины, английское печенье и австрийские сосиски с капустой. Все это, разумеется, в жестяных банках, гарантировавших сохранность продукта и неизменность вкусовых качеств. Ко всему этому великолепию подавался самый настоящий херес.