Кроваво-красная текила - Рик Риордан

Жертвой оказалась пожилая вдова, миссис Гутьеррес. Если верить соседям, никто не видел ее несколько дней, пока один из парней, живущих в доме напротив, не забеспокоился и решил проверить, что с ней. Он открыл дверь, тут же захлопнул ее и вызвал полицию.

Я видел мертвые тела, но только не после того, как они провели в заполненной кровью ванне несколько дней при температуре плюс тридцать восемь. Смотреть на миссис Гутьеррес было нелегко. Однако я хотел кое-что доказать Шефферу, и оставался с ним, пока он изучал место преступления.

— Самоубийство — поцелуйте меня в задницу, — сказал он патрульному полицейскому и показал на рассеченное запястье распухшей руки миссис Гутьеррес. — Ты видишь следы пробных попыток?

Полицейский ответил, что не видит, и тут же отправился блевать в туалет. Шеффер взял руку трупа, высморкался и продолжил разговор со мной.

— Пробных следов нет, — сказал он. — Когда ты делаешь это сам, требуется две или три попытки, чтобы преодолеть боль. Кто-то другой рассек ей запястья.

Шеффер посмотрел на меня, наверное, в ожидании аплодисментов.

— Вы таким образом мне мстите? — спросил я сквозь ватные тампоны.

Моя мысль показалась ему забавной.

— Забудь, мальчик. Сейчас я покажу тебе, почему предпочитаю пить «Ред Зингер».

Я последовал за ним вниз. Он поставил на плиту сковороду с молотым кофе, чтобы перебить трупный запах. Если бы я не дышал через «Олд Спайс», этого хватило бы, чтобы навсегда отказаться от кофе. Затем мы поискали окно, через которое убийца проник в дом. Шеффер считал, что нет никакой необходимости дожидаться бригаду экспертов, и воспользовался бутылкой спрея с разведенным суперклеем, чтобы получить высохший отпечаток ботинка на ковре у входной двери и отпечаток ладони на стене.

— Урок дня, мальчик. Сцена преступления не лжет. Убийца вышел через дверь при свете дня. Вероятно, сначала изнасиловал старую леди. Готов даже поставить на это деньги.

Я не стал с ним спорить. Когда Шеффер решил выйти на улицу немного передохнуть, я с радостью выскочил за ним. Мы прислонились к капоту его автомобиля и стали ждать коронера, а Шеффер тем временем приводил в порядок брюки у себя на животе. Я попытался представить, как выглядит труп через полторы недели. Труп человека, которого я знал.

— Так о какой услуге ты говорил?

— Я хочу, чтобы дело Кембридж расследовали по всем правилам, — ответил я.

Он прищурился в лучах солнца, пробивавшихся сквозь листву орехового дерева.

— Это не услуга. Так и будет.

— Я хочу получить свободу действий.

Шеффер посмотрел на меня.

— Вот теперь похоже на услугу. О какой свободе действий ты говоришь?

— Я хочу быть в курсе того, что станет известно вам — до пятницы.

— Почему именно до пятницы?

— ФБР не должно именно сейчас отобрать расследование у Риваса, кое-кто может начать нервничать. Если Лилиан еще жива, мне нужно несколько дней, чтобы ее найти.

— А если она умрет между сегодняшним днем и пятницей?

— Ее нет уже неделю. Вы эксперт — каковы шансы на то, что она жива?

Шефферу не хотелось обсуждать проблему с такой точки зрения.

— Все равно я не согласен.

— Тогда вы сами займитесь расследованием, — предложил я. — Я сумел связать похищение с убийством. Обратитесь к шефу убойного отдела.

— Что будет в пятницу, когда федералы возьмут дело под контроль?

— Я должен буду все закончить.

Шеффер почти рассмеялся.

— На что ты рассчитываешь, Наварр? Насколько мне известно, ты мечешься, точно шарик в пинболе. Неужели ты надеешься что-нибудь узнать, получив еще пару раз по голове?

— Возможно, вас ждет сюрприз.

— Да, наверное, большой сюрприз.

Он с минуту на меня смотрел, и я испробовал на нем свою самую обаятельную улыбку.

— Ладно, труп, въехавший в офис Шеффов, Эдди Морага — мы не смогли отыскать следов «Тандерберда». Номера заменили, номер двигателя соответствует машине, украденной в Кингсвилле. Дальше тупик.

— Торговля кокаином. Возможно, это как-то связано с Уайтом.

— Может быть, — сказал Шеффер, но ему не понравилась моя версия. — Мораге выстрелили в сердце, в упор, сверху вниз, как будто он сидел, а убийца над ним стоял. Пули в глаза выпущены уже после смерти. Оружие — «парабеллум» 9 мм.

— Или «глок»?

Он пожал плечами.

— Работа профессионала. Никаких отпечатков. Скорее всего, Морага знал убийцу и не подозревал об опасности.

— Если это дело рук профессионала…

— То Морага кому-то сильно помешал, здесь явно что-то личное. Пули в глаза так просто не всаживают.

— Но вам это не нравится?

Он согнул край салфетки.

— Слишком впечатляюще. Методы профессиональные, но… вроде богом проклятых актеров.

— Как будто кто-то хотел, чтобы убийство свалили на мафию.

Такая версия ему понравилась ничуть не больше, но ничего другого Шеффер не предложил.

— Гарза? — спросил я.

— Трейлер арендован шесть месяцев назад. Жена и дети живут в Олмос-Парк и ничего о нем не знают. Гарза убит там, около десяти часов утра.

— Сразу после того, как я поговорил с ним по телефону.

— Похоже на то. Гарза сидел, когда его ударили ножом, кроме того, его накачали снотворным. В крови обнаружен валиум, так что он не мог оказать сопротивления. Ты видел кровь. Достаточно рассечь артерию, и все кончено. Та же проблема — выглядит профессионально, но слишком впечатляюще.

— Карнау?

— С ним иначе. Не слишком умный убийца — и не профессионал. У нас сложилось впечатление, что Карнау получил пулю, как только открыл дверь, а уж потом убийца занялся трупом. Другой почерк. Могу спорить, что Морагу и Гарзу прикончил другой человек.

— Но то, как лежало тело?

Шеффер покачал головой.

— Убийца аккуратно уложил Карнау на кровати, чтобы казалось, будто он спит. Он не хотел устраивать беспорядок. Обычно это означает, что он пытается убедить самого себя, что ничего страшного не произошло. Нечто вроде: «Я лишь причесал мертвецу волосы, уложил его в постель, вымыл руки — и все».

Я подумал о Дэне Шеффе, который сказал, что пытался остановить кровь из раны на голове Карнау.

— Вы сказали, что убийца не отличался умом.

— Неудачный выбор оружия. Баллистическая экспертиза показала очень характерные бороздки. Убийца использовал редкий пистолет 22-го калибра.

— «Шеридан нокэбаут», — сказал я.

— Откуда ты знаешь?