Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - Марина Сванидзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти люди – не объект Андропова. У него в разработке – советская интеллектуальная элита. Диссидентам с не слишком звучными именами – тюрьмы, психушки. Сахарову – ссылку. Солженицыну, Ростроповичу, Вишневской, Аксенову, Войновичу – высылку из страны с лишением гражданства. Применение такой меры, как лишение родины, вероятно, снискало Андропову славу либерала от КГБ. Он ведь не расстреливал, как Ежов и Берия, правда, и Сталина над ним не было.
Сам он, скорее всего, усматривал в этом возврат к ленинским нормам, в чем был, несомненно, прав, так как именно Ленину принадлежит идея насильственного выдворения интеллигенции из страны.
У Ленина была четкая позиция в отношении интеллигенции.
Еще 15 сентября 1919 года Ленин в ответ на письмо Горького выдал ставшую знаменитой чеканную формулу: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и усиливаются в борьбе против буржуазии и ее приспешников интеллигентов, лакеев буржуазии, которые считают себя мозгом нации. На самом деле они не мозг нации, они ее говно».
Ленин не терпел в интеллигенции склонности к рефлексиям, к сомнениям. Они были опасны для его утопической идеи и доставшейся ему власти.
Он собрал лучших из русских интеллигентов, посадил их на пароходы и за их же счет выслал. Кто попробует вернуться – расстрел.
Андропову во второй половине XX века, когда крестьян уже почти не осталось, рабочим не до политики, опять, как при Ленине, приходится иметь дело с интеллигенцией. Андропов выстраивает систему так называемого «профилактирования граждан» – термин отдает чем-то медицинским. Подразумевается штатный и внештатный контроль за подозрительным контингентом на всех уровнях – от студентов, работников НИИ, преподавателей до известных писателей, поэтов, знаменитых режиссеров, как Юрий Любимов, Олег Ефремов, Алексей Герман и Андрей Тарковский. КГБ при Андропове становится надсмотрщиком в интеллектуальной сфере, т. е. выполняет в определенном смысле духовную работу. Вероятно, именно это обстоятельство способствовало тому, что Андропов приобрел образ интеллигента, хотя ему это, по ленинским меркам, не должно было импонировать.
Андропов абсолютно в ленинском духе убежден, что интеллигенция не может быть самостоятельна, не имеет собственных убеждений и просто продажна. Если в прошлом она была приспешницей отечественной буржуазии, то теперь, за неимением оной, интеллигенция подвержена влиянию Запада. И тут уж прямое дело КГБ.
Тема неустанного повсеместного влияния Запада, виновного во всех наших бедах, не отпускает лично его в КГБ и не отпустит после прихода на высший пост в стране.
В июне 83-го на Пленуме ЦК Черненко выступает с докладом на тему «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии». Черненко монотонно читает по бумаге о том, что необходимо давать принципиальную партийную оценку «действиям тех лиц, которые поют с чужого голоса, распространяя всякого рода сплетни и слухи».
Его неожиданно прерывает Андропов. Он обращается к участникам Пленума ЦК, т. е. к своей высокой партийной номенклатуре: «Мне известно, что в этом зале находятся люди, которые позволяют себе в беседах с иностранцами распространять ненужную и вредную для нас информацию. Я не буду сейчас называть фамилии. Товарищи сами знают, кого я имею в виду. И пусть они запомнят, что это последнее предупреждение».
Люди к «влиянию Запада», которым поглощен глава государства, равнодушны.
Главный предмет массовых разговоров в 83-м году – где что достать. Скажем, туалетную бумагу. Стоит ей появиться в магазине, слух разносится моментально, рабочие места в округе пустеют, все выстраиваются в очередь. Это – в Москве, в провинцию туалетную бумагу и не завозят. Так вот это нормально – в столице гордо идти по улице с гирляндой туалетной бумаги на шее. Все встречные спрашивают: «Где брали?» А вы в ответ так, с достоинством: «Там уже кончилась».
На самом деле мысль о том, что сначала надо составить представление о стране, которой управляем, принадлежит не Андропову. Она появляется в первоначальном варианте статьи под названием «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», которая выйдет под именем Андропова. Статью, как водится, писал коллектив авторов.
Помощник уже умершего Суслова Владимиров, работающий теперь на Андропова, вписывает в текст слова: «Нам надо понять, в каком обществе мы живем». В номере третьем журнала «Коммунист» за 83-й год, где появится статья, будет, конечно, другая формулировка:
«Нам надо трезво представлять, где мы находимся… видеть наше общество в реальной динамике, со всеми его возможностями и нуждами – вот что сейчас требуется».
В той же статье написано:
«Партия предостерегает от возможных преувеличений в понимании степени приближения страны к высшей фазе коммунизма. Наша страна находится в начале этого длительного исторического этапа. Как долго он продлится, покажет лишь живая практика».
Черным по белому напечатанные аккуратные слова о том, что страна не так чтоб была близка к коммунизму и что путь туда будет неизвестно каким долгим, восприняты политизированными гражданами как свежий взгляд.
Мысль о том, что сама система может быть изменена, в 83-м году не приходит в голову никому. Поэтому никого не удивляет, что в той же статье Андропова к столетию смерти Маркса сказано: «Да, трудности у нас есть. Но думать, что возможен какой-то другой ход развития, – значит сворачивать с надежной, хотя иной раз и жесткой почвы реальности, порывать с азами марксистской диалектики».
Из воспоминаний о жесткой почве реальности:
«Председатель колхоза любит повторять: башку снимают за сделанное, за несделанное только журят. Дальний родственник председателя, Юрий, дважды начинал строить в колхозе дорогу за свой страх и риск. Председатель в первый раз оштрафовал его за самоволку, другой раз укатал на 15 суток за хулиганство, и ни один голос не поднялся в защиту Юрия. Сиди и не рыпайся и всегда маленько недоделывай. А план все равно будет выполнен – за счет приписок. Эту систему не расшатать. Она крепкая».
С другой стороны, все очень неплохо. Голода нет, цены на основные товары в годы правления Брежнева неизменны. А что все – сплошной дефицит, так люди относятся к этому спокойно. Все привыкли к постоянному дефициту. В советской экономике давным-давно существует превышение денежного спроса над предложением товаров. Но, как ни странно, в СССР эта извращенная экономическая ситуация играет на руку власти. У людей непьющих на руках сохраняются деньги, которые им не на что потратить. Это создает иллюзию обеспеченности, память о которой сохранится в постсоветские времена.
Когда предоставляется возможность что-либо купить – скупают все. Вещь – главный предмет культа.
Из воспоминаний:
«Вот у малопьющего работящего из ряда вон Анатолия дом забит вещами: 4 телевизора, а ловится только первая программа, с десяток радиоприемников и проигрывателей, в каждой комнате по электрической бритве, швейной машине и телефонному аппарату, а звонить можно только в правление колхоза. Дом забит полированной мебелью. Шкафы ломятся от одежды: кожаные пальто, плащи, женские сапоги всех фасонов, хотя жены нет. В сарае – машина, но когда он редко решается выехать, его тащат трактором на листе железа, такое кругом грязевое месиво».