Воспоминания о людях и событиях - Александр Сергеевич Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был очень рад, что мне удалось его увидеть в жизни, а не только по портретам.
Как-то Юмашев сказал мне, что Алексей Николаевич будет рад меня видеть своим гостем. Я с радостью согласился. И вот в один из ближайших дней мы едем к нему на дачу в Барвиху. Нас очень любезно встретили сам Алексей Николаевич и его жена Людмила Ильинична.
Опять стол, опять угощения. Я приехал туда в генеральской форме с недавно полученной звездой Героя на груди. В то время звездочки Героев, особенно Социалистического Труда (а у меня звезда номер семь), были редкостью.
Встреча проходила с довольно интересными разговорами. Шли первые месяцы войны, так что было о чем поговорить.
Разговор, в основном, велся о войне в воздухе, о героизме советских летчиков. Вдруг Алексей Николаевич, указывая на мою звезду, спросил:
– А вы сколько сбили самолетов? За что вас наградили? Я в шутку ответил:
– Да думаю, что за сотню уже перевалило.
– Как, как? – удивился Толстой.
– Да за сотню, говорю.
Толстой удивленно перевел взгляд на Юмашева.
– Может ли это быть?
Андрей Борисович рассмеялся:
– Да он же ни одного не сбил. Он же конструктор. Это на его «Яках» летчики воюют.
– Так, так, – ехидно улыбнулся Толстой. – Значит, они воюют, а вы звезды зарабатываете.
Он поднялся, наполнил всем рюмки вином и поднял тост:
– За здоровье нашего конструктора. Дай ему бог доброго здоровья, и чтоб он побольше сделал хороших самолетов!
Он подошел ко мне, крепко обнял и расцеловал.
Однажды, мы с Павлом Яковлевичем Федрови поехали в командировку в Ленинград. Только поезд отошел от вокзала, Паша вышел в коридор, и я сразу услышал, как он с кем-то оживленно разговаривает. «Ну, – думаю, – какого-то друга встретил».
Паша вернулся в купе с человеком удивительно знакомой внешности, и не успел я еще сообразить, что это артист Аркадий Райкин, как Паша толкнул смущенного Райкина ко мне:
– Знакомься, Аркадий, с конструктором!
Аркадий Исакович оказался очень симпатичным человеком и интересным собеседником. Перед тем как уйти он пригласил меня в свой Театр Миниатюр.
Приезжая в Ленинград, я не раз пользовался его приглашением. Бывал у него и в гостях, где познакомился с другим знаменитым в то время Леонидом Утесовым, тоже очень интересным и приятным человеком.
Когда Райкин ушел к себе в купе, я сказал Паше:
– Вот не знал, что вы с ним приятели!
– Какие приятели?
– Да ведь ты с ним на «ты» и называешь просто – Аркадий.
– А как же мне с ним? Его отчества я ведь не знаю… Сам только познакомился, – засмеялся Паша.
После того как Арсений Григорьевич Зверев был освобожден от должности министра финансов, – он сидел уже не в министерской ложе, а с делегацией РСФСР Совета Национальностей.
Мы оказались соседями на депутатских скамьях.
В заключительном заседании сессии должен был выступить секретарь Президиума Верховного Совета СССР М.П. Георгадзе и огласить подлежащие утверждению Указы Верховного Совета за истекший период.
Проекты этих Указов депутатам были розданы.
Вдруг Арсений Григорьевич очень взволнованный обратил мое внимание на формулировку Указа об освобождении его от должности министра без указания причины, – просто «освободить».
Недолго думая, он вскочил и, несмотря на свою весьма солидную комплекцию, очень резво побежал в кулуары Президиума.
Вскоре он вернулся и уселся, тяжело дыша на свое место. Буквально через несколько минут на трибуну вышел Георгадзе и в числе других зачитал Указ об освобождении Зверева от должности «по состоянию здоровья».
Я удивился как быстро Звереву удалось согласовать с кем требуется и добиться изменения первоначальной, бездушно бюрократической, формулировки освобождения от должности такого заслуженного государственного деятеля.
Зверев очень много знал, видел и был свидетелем событий, представлявших большой интерес не только для меня.
И мы с ним обменивались некоторыми дружескими впечатлениями о настоящем и, главное, воспоминаниями о прошлом.
Рассказчик он был замечательный.
Мне захотелось поговорить с ним поподробнее, и я пригласил его к себе на дачу в Жуковку, а он жил тогда в Петрово-Дальнем, и вскоре мы встретились.
Вечером у камина, он рассказал мне множество интересных историй.
От Арсения Григорьевича узнал я в частности о том, почему Шаляпин не вернулся на Родину.
Оказывается все, вплоть до паспорта, было оформлено к его отъезду в СССР, накануне которого Шаляпин устроил прощальный вечер. Это совпало по времени с первыми гастролями в Париже нашего МХАТа.
К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко не раз встречались с Шаляпиным в то время и приняли его приглашение присутствовать на вечере. Станиславский и Немирович знали, что Шаляпин пригласил также и многих белоэмигрантов, поэтому из «осторожности», на всякий случай, они запросили Москву можно ли им принять участие в этом вечере.
Пока шло обычное в таких случаях согласование, ушло много времени и разрешение пришло с большим опозданием. Станиславский и Немирович не явились к Шаляпину, который принял это как личное оскорбление и под влиянием подначки окружавших его эмигрантов и винных паров разошелся до того, что порвал советский паспорт, заявив: «Ну и черт с ними». Конечно, потом протрезвев, он раскаивался, но было поздно.
Обстоятельством, усугубившим все это было также и замечание А.М. Горького Сталину в присутствии Зверева о том, что платить гонорар Шаляпину за изданную в СССР книгу его воспоминаний не надо, так как воспоминания эти написал Шаляпину якобы сам Горький. Решили не платить.
Шаляпин взбеленился. Одно к одному и он решил не возвращаться.
Не могу ручаться за достоверность этих фактов, но точно воспроизвожу то, что рассказал мне тогда Зверев.
Многое рассказанное им показалось мне таким интересным, что я посоветовал ему написать воспоминания.
На что он ответил:
– А кто печатать будет? Да и не по силам уже мне такое дело.
В то время «Политиздат» приступил к изданию серии книг «О жизни и о себе» – воспоминаний современников, участников интересных событий нашей великой эпохи.
Одной из первых в этой серии издавалась моя книга «Цель жизни», поэтому мне приходилось часто встречаться с директором «Политиздата» Михаилом Алексеевичем Сиволобовым.
Я рассказал ему о Звереве. Он загорелся желанием уговорить его написать воспоминания в бытность министром финансов с тем, чтобы и эта область была отражена в серии «О жизни и о себе».