Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

Сергей отреагировал на стервозную речь сначала с возмущением, затем с покаянием. В других обстоятельствах я бы давно растаяла, но в данных мое сочувствие выразилось лишь в форме невинной лжи:

— Извини, дорогой, что вышло неудобно для тебя, но я через полчаса выхожу. Завтрашний день у меня занят с самого утра.

Покаяние в Сережином голосе вновь сменилось псевдозаконным возмущением, и пришлось внести ясность:

— Я, между прочим, не спросила ни разу за четыре года, чем ты бываешь занят, и не предлагала срочно мчаться ко мне вместо твоих занятий. С чем бы мои дела ни были связаны, они остаются моими, смею заметить… Сыскное хобби, говоришь, и темная личность? Прикарманит до последней копейки?

На последнем Сережином предположении сочувствие горестям бывшего друга иссякло до капли, я села в остывшей воде и выдала на полную катушку в холодной редакторской ярости:

— Прежде всего, мне нравится, как изящно ты формулируешь свои мысли. Далее, мне всегда казалось, что твои чувства лишены корысти, мне больно было бы ошибиться. Относительно моих друзей позволь напомнить, что единственный раз в жизни я попросила у тебя помощи и совета, когда пропала Верочка. Тогда, три года назад, я от тебя не дождалась даже формального сочувствия, ты тонко дал понять, что это тебя не развлекает. Ко мне ты приходишь отдыхать душой. Я твою точку зрения поняла. Реальную помощь пришлось принимать от темной личности, что не отразилось на её (помощи) эффективности — Верочку мы нашли.

Дорогой, ты обратился не по адресу: особенности твоего характера — для Регины, наряду с зарплатой и прочими семейными ценностями. Меня прошу уволить, я никоим образом не ищу твоего расположения и не боюсь неодобрения. Рискну утомить тебя повтором, но сегодня и завтра я занята. Пока.

И бросила трубку. Бог свидетель, большего я для Сергея сделать не могла. Я постаралась поскорее выкинуть неприятный разговор из головы, подлила горячей воды и допринимала ванну с максимальным комфортом. Для полной ясности внесу дополнение: никаких мук совести я не испытывала, полагая смену предпочтений в личной жизни сугубо частным делом.

До семи часов я доводила до возможного совершенства себя и квартиру, но все равно не успела. Гарик пришел без четверти семь, и я встретила его почти ненакрашенная. Удивляюсь, как он вообще меня узнал…

Для Гарика я не готовила специальных блюд и не намечала заранее приятных тем к собеседованию. Внезапно проявившиеся чувства перенесли меня на 15 лет назад, к девочке Кате. У девочки отсутствовал как и горький, так и полезный опыт, преобладали положительные эмоции в чистом виде. Зато добавилась уверенность в себе, о чем девочка и не мечтала. Также очевидная непродолжительность чудесного романа делала меня неуязвимой для тревог и волнений. Будущего не предвиделось, соответственно оно не волновало… После Гарика — хоть всемирный потоп!

Планируемые события идущего вослед дня мы обсудили скупо, разве что завели будильник на семь часов. В основном говорили о детстве и сравнивали взаимный опыт. Он жил на Сретенке, а я на Чистых прудах, почти рядом… Я ходила в английскую школу на Парке Культуры, а Гарик во французскую на проспекте Вернадского, это когда все переехали из коммуналок в отдельные квартиры, и что знаменательно, оба на Юго-Запад… Я училась в ГИТИСе на театроведческом, но потом сменила драму на прозу; он закончил отделение зарубежной экономики МГУ, сейчас учился в заочной аспирантуре и занимался чем-то экономическим на компьютерах, во всяком случае упоминал какие-то математические модели — т. е. оба получили престижное высшее образование и имели завидные профессии. В другие времена были бы благополучнейшими из смертных и спокойно смотрели бы в будущее, сейчас же видели перед собой безработицу и не исключено, что дворницкую метлу в виде альтернативы.

Я побывала замужем в студенческие годы, Гарик от сомнительного удовольствия уклонился. Оба мы были совершенно свободны и никому ничем не обязаны. Поэтому в тот вечер — счастливы вдвоем и готовы встретить завтрашний день со всеми возможными сюрпризами. Вплоть до насильственной кончины по вине другого. Означенная возможность входила в цену счастливого билета. Каждый из нас знал, что сам не планирует ликвидации спутника, но в партнере полной уверенности не имел.

Оказалось, что национальный классик, а именно А.С.Пушкин выразил мысль очень точно:

Это из «Пира во время чумы» и начинается: «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…»

Вследствие чего лирический элемент у меня на дому сгущался даже не в сироп, а в рафинадно-кристаллическое состояние. Я надеялась, что хватит впрок на многие годы (если они у меня будут), коротаемые в обществе следующего издания Сергея.

Утро наступило незаметно и принесло догадку, что будильник был заведен напрасно. Спать как-то никто не собрался. Морфею пришлось довольствоваться утренней сменой в метро и электричке. Станцию Хлебниково, место опасного назначения и свидания с Суреном, мы едва не проспали, выскочили из вагона в последнюю секунду.

Сурен ждал, как и обещал, ждал у выхода с платформы в фургоне средних размеров. Он пригнал небольшой мебельный РАФик. Чем занимался Сурен в мирной жизни, я спросить не удосужилась. Мы выяснили (не без труда), куда идут нужные автобусы и отправились по их примерному маршруту. Следует отметить, что дорогу к бывшему Валькиному жилищу я всегда находила с трудом, эмпирическим образом, путем проб и ошибок. Сидя в фургоне, мы с Гариком продолжали клевать носами и взвинтили без того нервного Сурена до видимого желания пристрелить обоих даже до получения груза. Особенно рисковал Гарик, мне все-таки предстояло найти и передать искомые ящики.

Шоссе вилось бесконечными петлями, и глаза закрывались сами собой. На протяжении пути, чем дальше, тем громче Сурен произносил армянские слова, больше похожие на проклятия, со всей очевидностью относились они к Гарику. Ко мне Сурен обращался по-русски с преувеличенной вежливостью каждый раз, когда на дороге возникала автобусная остановка. Он замедлял ход автомобиля, просил меня открыть глаза и посмотреть хорошенько, не приехали ли мы…

Я сверялась с местностью, смотрела на вывеску, затем советовала Сурену не волноваться и ехать дальше. Вероятно, никогда еще я не была так близка к переходу в мир иной, как возле двух предпоследних остановок, но момент реальной опасности я безмятежно продремала.

После получаса пути фургон достиг Валькиной остановки, названия которой я никак не могла запомнить, но узнала ее визуально. Сурен отогнал автомобиль на обочину, разбудил Гарика, вытолкнул из машины и сунул ему в руки мешки помойного вида. Гарик стоял с ними посреди проселочной дороги и хлопал глазами. Меня его вид вдохновил на первое членораздельное замечание.

— Создается впечатление, что нас посылают на сбор подаяния, — заметила я с завидной непринуждённостью.