Военные контразведчики - Александр Бондаренко

Наибольший оперативный интерес для противника представляли основные по тому времени Балтийский и Черноморский флоты — на подрыв их мощи были направлены устремления разведок Германии, Румынии и Финляндии.

Контрразведывательную работу на флоте вели органы Третьего управления НК ВМФ, которые в январе 1942 года были преобразованы в особые отделы. В постановлении об этом преобразовании указывалось: «Подчинить: особые отделы флотов и флотилий — Управлению особых отделов НКВД СССР; особые отделы соединений — Особому отделу флота (флотилий) и комиссару соединения; уполномоченных Особого отдела на кораблях — Особому отделу соединений и комиссару корабля».

Период июня 1941-го — начала 1943 года был самым тяжелым в оперативно-боевой деятельности флотских чекистов. Летом 1941-го особо ощутимые потери понесли контрразведчики Балтики. Десятки оперработников погибли при обороне военно-морских баз Лиепаи, Риги, Таллина; в августе в районе острова Гогланд немецкой авиацией был потоплен транспорт, на котором эвакуировалась в Кронштадт основная часть сотрудников Особого отдела Балтфлота. Нелегкая ситуация сложилась и на Черноморском флоте — многие чекисты погибли или попали в плен при ведении боевых действий кораблями и соединениями Дунайской, Днепровской и Пинской флотилий.

Невосполнимые потери и катастрофическая нехватка оперработников заставили флотских контрразведчиков изначально сосредоточить свою деятельность на двух основных направлениях: выявлении агентуры противника и борьбе с дезертирами и паникерами.

Вот один из ярких тому примеров. В августе 1941 года Особым отделом северного сектора береговой обороны Балтийского флота была получена информация, что «на 42-й батарее, охранявшей мыс Ристна на западной оконечности острова Хиума, в связи с тяжелой боевой обстановкой небольшая группа солдат тайно сговаривается сдать батарею немцам… Было выяснено, что группа создалась под влиянием латышских националистов, проживавших по соседству с артбатареей. Они уверили солдат, что война для СССР проиграна и, дескать, надо спасать свои жизни. Для этого латышские националисты предложили по имеющейся у них рации вызвать к мысу Ристна немецкие корабли. Участники сговора при их подходе должны были обезоружить командный состав батареи, уничтожить тех, кто окажет сопротивление, затем вывести из строя орудия и сдаться противнику.

И действительно, спустя два дня после ареста изменников к мысу Ристна подошло несколько вражеских военных кораблей. Они рассчитывали на быструю и легкую победу.

Но батарея, очищенная от предателей, встретила “гостей” ураганным огнем всех своих орудий. Два фашистских десантных судна были потоплены, остальные поспешили удрать»[239].

* * *

Как свидетельствуют немецкие источники, с 9 июля по 16 ноября 1941 года советские войска потеряли пленными 2 миллиона 465 тысяч человек. Известен и такой факт: по неполным данным, полученным на 4 декабря 1941 года из особых отделов Южного, Юго-Западного, Западного, Северо-Западного и Ленинградского фронтов, за полгода с начала войны произошло 102 групповых перехода советских военнослужащих на сторону противника — общей численностью 1944 человека; были также пресечены намерения перехода на сторону врага еще 159 групп — всего 1874 военнослужащих, и 2773 одиночные попытки совершения таких преступлений.

Военнопленных, а особенно перебежчиков, активно использовали спецслужбы противника. Поэтому в первые два года войны тема дезертирства и перехода на сторону врага постоянно звучала в информации военной контрразведки. Обстановка обусловила принятие суровых законов: в постановлениях ГКО, приказах Ставки и нормативных документах контрразведки остро ставился вопрос о пресечении дезертирства и случаев измены Родине, которые расценивались как самые тяжкие преступления; сдача в плен с оружием в руках считалась предательством. В соответствии с приказом Ставки № 270 от 16 августа 1941 года трусы и дезертиры подлежали расстрелу на месте.

Кажется, все ясно и просто. Однако предательство могло гнездиться и на совершенно ином уровне, о чем подробно сказано в приказе № 270. После ряда красноречивых, но, заметим справедливости ради, не полностью достоверных примеров[240] говорится: «…трусливые элементы имеются не только среди красноармейцев, но и среди начальствующего состава. Как известно, некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образец смелости, стойкости и любви к Родине, а наоборот — прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, а при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя»[241].

К сожалению, трусов и предателей можно было найти и в высоких штабах. В спецсообщении Особого отдела НКВД Ленинградского фронта от 16 декабря говорится, что из основных отделов штаба фронта — разведывательного, оперативного, шифровального и связи — «изъято через Военный совет» 44 человека. Большая часть из них была просто переведена на менее ответственные должности, другие — как, например, сотрудник разведотдела капитан Фетинг, который «имел связи, подозрительные по шпионажу», — попали в разработку… Были арестованы и прошли серьезную проверку два офицера разведотдела, которые в начале сентября в составе группы из шести человек были направлены за линию фронта. Задание группа не выполнила. Более того, четверо разведчиков вообще добровольно сдались в плен финнам. Вернувшихся основательно проверили на предмет перевербовки и, уволив из разведорганов, доверили им воевать дальше.

Стоит ли объяснять, что все связанное с разведкой — дело очень сложное? На протяжении многих лет нам была знакома только героическая, романтическая сторона военной разведки. Но ведь разведчики нередко оказывались в руках врага — а недаром народная мудрость гласит, что «один в поле не воин» и что «на миру и смерть красна»… Не все, подобно Зое Космодемьянской, способны были перенести нечеловеческие муки и безвестно исчезнуть.

Особым отделом Южного фронта была разоблачена сотрудница разведотдела штаба 38-й армии Просянникова, которая, будучи переброшена для работы в тыл противника, была арестована и перевербована германской разведкой. Более сложной оказалась история некоего Алексеева, задержанного на Карельском фронте. При себе он имел коротковолновый передатчик, а потому сразу сознался, что еще в 1938 году был переброшен Мурманским погранотря-дом для работы за кордон, но перешел на службу к противнику. 31 августа 1941 года он возвратился на территорию СССР с заданием внедриться в разведорганы.