Присягнувшая Черепу - Брайан Стейвли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лучше бы ты нашла другое место, – сказал он, мягко опрокинув меня в камыши и нависая сверху. – И другого мужчину.
Я повозилась с его поясом, распустила, скользнула ладонью ему в штаны и нащупала его твердую готовность.
– Другого нет, – сказала я, стягивая штаны и ногами выпутывая его лодыжки, затем подняла руки, чтобы ему удобнее было снять с меня жилет. – Только ты.
Конечно, он, как всякий мужчина (да и женщина) на его месте, услышал не то, что было сказано. Он услышал последнее слово – «ты», а надо было задуматься: «Для чего?»
21
Проснувшись, я увидела свет, восковой пленкой размазанный по восточному небосклону. Голова гудела, побитое крокодилом тело болело в десяти местах. Я сонно перевернулась и обнаружила, что Рук, голый, спит на спине, откинув одну руку на подстилку, а другую, раненую, прижимая к груди, как держат при себе что-то жизненно важное. Некоторое время я следила, как поднимается и опускается широкая грудь, как подергиваются от неведомого сновидения сомкнутые веки. Затем отвернулась, чтобы найти свои ножи.
Я отыскала их в корзине у самой двери, но не помнила, ни как их снимала, ни как туда складывала. По правде сказать, большая часть ночи терялась в тумане. Я помнила, как Рук рисовал на моей коже таинственные знаки, помнила его губы на моих, его пальцы во мне, его язык между бедер, – но все это вспышками, слишком яркими и беспощадно отчетливыми среди долгих темных провалов.
Распрямившись, я размяла онемевшие бедра и снова нагнулась, чтобы пристегнуть к каждому по ножу. С их приятной тяжестью все встало на место. Клинки напомнили, что, как бы мне ни хотелось подставить ищущим ладоням Рука голые ляжки, я здесь не за этим. И ножи у меня не для самозащиты и не для украшения. Они – мои орудия, как я – орудие Ананшаэля. Если я сумею отыскать в темноте своего сердца любовь и вытянуть ее – сильную, блестящую, извивающуюся – на свет, этими самыми ножами я ее и прикончу.
Я снова перевела взгляд на Рука, попробовала представить, как втыкаю нож ему меж ребер, как пробиваю мышцы, добираясь до сердца. Что-то во мне дрогнуло. Я замерла вполоборота к свету из дверей, голая, если не считать клинков на бедрах, и попробовала разобраться, что во мне происходит, изловить то мимолетное чувство, возвратить, удержать, рассмотреть. Много, много времени миновало с тех пор, когда меня волновала смерть, а вот сейчас видение рассекающего плоть ножа и хлещущей крови… вызвало дурноту.
Я стала следить за вздувающейся и опадающей жилкой на шее Рука, потом обвела глазами угловатые очертания его тела.
«И это – любовь? – задумалась я. – Это тошное чувство в желудке – любовь?»
Трудно было в это поверить, но ведь в том-то и беда. На любовь не укажешь пальцем, не назовешь по имени, как деревья, небо, огонь. Пришельцы из тысячи стран, говорящие на тысяче языков, легко, как дышат, назовут тебе тысячи предметов: «Это цветок. Это моя ладонь. Это луна». А на любовь указать нельзя. Нам явлены только слова, поступки, манера держаться. Для большинства людей, для рассеянных по всему свету миллионов, любовь противоположна удару ножом в грудь. Послушать их – Присягнувшие Черепу не способны любить. Эла, конечно, поспорила бы, но мне ли судить, кто из них прав? В чужую голову не заглянешь. Я и в своей-то толком не разбираюсь.
Разозлившись и досадуя на свою злость, я отвернулась от Рука, натянула штаны и жилет, шагнула за дверь и похолодела.
Снаружи ничего не было.
Дельта, конечно, была. Озеро осталось на месте: мутноватая темная вода, взъерошенная ветром и окруженная стеной камыша. В зарослях шныряли ветроклювки. В нескольких шагах от меня покачивались на волне полдюжины чернетей. Под ногами был надежный плот, и никуда не делась хижина, из которой я вышла. Рядом была причалена вторая такая же, и за ней – наша лодка. И все, как я помнила. А Вуо-тон – баржи, челны, десятки плавучих домов, долбленые каноэ – пропал.
На несколько ударов сердца я замерла, тараща глаза. Мое еще затуманенное после вчерашних трудов, выпивки и дыма трубок сознание тщилось связать обрывки воспоминаний с тем, что видели глаза. Пока я глазела, разинув рот, из соседней хижины вышел Коссал, оглядел пустое пространство, поморщился, сплюнул в воду и, не дав мне времени спросить, скрылся в хижине. Он почти сразу вышел снова, вместе с Элой. Жрица сменила промокшую одежду на легкое одеяло – перекинула его через плечо и подпоясала. Вид у нее был не лучше моего – она протерла глаза, наклонилась пару раз, разминая спину, и только потом заметила пропажу. А уж тогда расхохоталась.
– То-то мне показалось, что у квея странный вкус, – воскликнула она.
– Я квея не пил, – покачал головой Коссал.
– Но ты пил воду, – погрозила ему пальцем Эла.
– Опоили… – тупо проговорила я. – Они нас опоили.
– За что лично я им благодарна, – пожала плечами Эла. – После драки с крокодилами и танцев ночь напролет неплохо хорошенько выспаться.
– Куда они подевались?
– Сменили место.
Обернувшись на голос, я увидела стоящую перед третьей хижиной Чуа – одетую, с острогой в руках. Рыбачка разглядывала опустевшее озеро.
– В полночь здесь было сто домов, – сказал Коссал.
– Сто лодок, – поправила она. – Я вам говорила, что вуо-тоны не задерживаются на одном месте.
– Ты знала, где их найти, – напомнила я. – Привела нас прямо сюда.
– Нет, – возразила Чуа. – Я только знала, где искать. Мы миновали несколько пустых стоянок, пока нашли эту, и нашли только потому, что они нам позволили.
– Но ведь они нас приняли! Мы прошли испытание. Они угощали нас как желанных гостей.
– Особенно желанной, – вставила, подмигнув, Эла, – я почувствовала себя в объятиях милой парочки, не упомню уж, как их звали.
– Вуо-тоны не меняют места без нужды, – сказала Чуа. – Только когда селение под угрозой.
– Где же тут угроза? – спросила я, обводя рукой широкое пустое озеро.
За моей спиной зашуршало, и из нашей хижины вышел Рук – без рубашки, здоровая рука сжата в кулак.
– Угроза, – угрюмо буркнул он, – опоздала на хрен.
– Как загадочно! – шевельнула бровью Эла.
Одно-два мгновения я ломала голову над его странным заявлением. А потом все встало на свои места.
– Ты готовил захват, – сказала я, вглядываясь в его лицо.
Он устало кивнул:
– Если они виновны в бойне на барке, это был единственный шанс.
– Хотелось бы прояснить некоторые подробности. – Эла склонила голову к