Тень ночи - Дебора Харкнесс

Я поймала мимолетный взгляд Мэтью и одернула жакет. Жест был инстинктивным: человеческие глаза еще никак не могли видеть признаки моей беременности.

– Диана вышла замуж впервые, – пояснил Мэтью.

– Впервые? – удивленно переспросила графиня Пемброк.

– Родители Дианы умерли, когда она была совсем маленькой, и никто не занимался устройством ее жизни, – сообщил Мэтью, пресекая более чем очевидное стремление Мэри забросать меня вопросами.

– Печально, когда жизнь девушки всецело зависит от капризов ее опекунов, – сказала Мэри.

Чувствовалось, ее симпатия ко мне возросла.

– Ты права.

Мэтью поглядел на меня, изогнув бровь. Я догадалась, о чем он сейчас думает. То-то и оно, что я была до жути независимым существом, а Сара и Эм вообще не отличались капризностью.

Разговор переместился в русло политики и недавних событий. Я внимательно слушала, вспоминая изрядно подзабытый курс истории европейской политики Елизаветинской эпохи и пытаясь увязать обрывки знаний с тем, что слышала сейчас. Все трое были хорошо осведомлены о происходящем в Англии и европейских странах. Говорили о возможности испанского вторжения и войне, о сторонниках католицизма и религиозных столкновениях во Франции. Звучали имена и названия мест, о которых я ничего не знала. И тогда я перестала вслушиваться в разговор и просто наслаждалась теплом солярия Мэри. Звуки голосов превратились в убаюкивающий фон. Мои мысли блуждали.

– Моя работа с натурой окончена, леди Пемброк. Я забираю миниатюру с собой для окончательной отделки. К концу недели я пришлю ее вам со своим помощником Исааком, – объявил Хиллиард, собирая краски и кисти.

– Благодарю вас, мастер Хиллиард.

Графиня протянула ему руку, унизанную сверкающими кольцами. Художник поцеловал ее и удалился, кивнув на прощание Мэтью и Генри.

– Он так талантлив, – сказала Мэри, поворачиваясь к собеседникам. – Сейчас у него нет отбоя от заказов. Мне просто повезло, что я сумела договориться с ним заранее.

Отсветы каминного пламени падали на ее туфельки. Серебряные нити вышивки постоянно меняли цвет, делаясь то красными, то оранжевыми, то золотистыми. Я неспешно думала о человеке, создавшем такой потрясающий сюжет для вышивки. Будь я ближе знакома с Мэри, то попросила бы разрешения потрогать стежки. Шампье считывал сведения обо мне, водя пальцами по моей коже. Интересно, можно ли узнать что-нибудь подобное от неодушевленного предмета?

Хотя мои пальцы находились далеко от туфель графини, мысленным взором я увидела лицо молодой женщины. Она внимательно рассматривала лист бумаги с нарисованным сюжетом вышивки. Линии рисунка были испещрены крошечными отверстиями. Так вот, оказывается, как достигалась точность перенесения сюжета на кожу туфель! Я узнала тайну, давно занимавшую меня. Продолжая вглядываться в рисунок, я переместилась еще дальше в прошлое. Я увидела Мэри в обществе сурового мужчины с упрямо выпяченной челюстью. Стол, за которым они сидели, был завален гербарными листами. Здесь же была целая коллекция засушенных насекомых. Оба увлеченно говорили о кузнечике. Затем собеседник Мэри начал подробно рассказывать об особенностях этого насекомого. Графиня взяла перо и сделала набросок кузнечика.

«Значит, Мэри увлекается не только алхимией. Ее интересуют растения и насекомые», – подумала я и стала искать вышитого кузнечика на ее обуви. Вот он, у самой пятки. Совсем как настоящий. И пчела на носке правой туфли выглядела так, словно вот-вот упорхнет.

Послышалось тонкое жужжание. Серебристо-черная пчела оторвалась от туфли графини Пемброк и взмыла в воздух.

– Нет! – вырвалось у меня.

– Какая странная пчела! – удивился Генри, отмахиваясь от серебристого насекомого.

Но меня больше волновала серебристая змейка, норовившая уползти в сухой камыш, которым был устлан пол.

– Мэтью! – крикнула я.

Он быстро наклонился и схватил змейку за хвост. Та высунула раздвоенный язык и негодующе зашипела, возмущенная столь бесцеремонным отношением. Мэтью швырнул змейку в камин, где она почти мгновенно сгорела.

– Честное слово, я не хотела…

– Не волнуйся, mon coeur. Ты не могла этого предотвратить. – Мэтью ободряюще коснулся моей щеки, затем взглянул на графиню, которая разглядывала свои туфли, лишившиеся некоторых деталей вышивки. – Мэри, нам нужна ведьма. И очень срочно, – сказал он.

– Я не знаю ведьм, – торопливо ответила графиня Пемброк, но Мэтью посмотрел на нее с явным недоверием. – Во всяком случае таких, кому бы я могла представить твою жену. Мэтью, ты же знаешь: я не люблю говорить на эти темы. Когда Филип благополучно вернулся из Парижа, он рассказал мне, кто ты есть на самом деле. Но я была еще достаточно мала и сочла слова брата досужей выдумкой. Я хочу, чтобы они и дальше оставались таковыми.

– Однако ты занимаешься алхимией! – заметил ей Мэтью. – Алхимия – тоже досужая выдумка?

– Алхимией я занимаюсь, чтобы понять Божье чудо сотворения! – воскликнула Мэри. – В алхимии нет… колдовства!

– Ты ведь хотела произнести другое слово и заявить, что в алхимии нет зла. – Глаза Мэтью помрачнели, рот угрожающе скривился, и графиня инстинктивно отодвинулась. – Ты настолько уверена в себе и своем Боге, что берешься утверждать, будто знаешь Божьи замыслы?

Мэри почувствовала укор, но сдаваться не собиралась.

– Похоже, Мэтью, мой Бог отличается от твоего.

Глаза моего мужа сощурились. Генри беспокойно почесывал нос.

– Филип рассказывал мне и об этом, – дерзко вскинув голову, продолжала графиня. – Ты по-прежнему подвластен папе римскому и ходишь к мессе. Но брат сумел взглянуть глубже ошибок твоей веры и под всеми этими наслоениями увидеть человека. Я сделала то же самое, надеясь, что однажды ты воспримешь истину и последуешь за ней.

– А почему же ты, зная, кем на самом деле являемся мы с Дианой, не воспринимаешь истину?

– Почему бы нам не возобновить прежние разговоры и больше не касаться этой темы? – Графиня закусила губу и посмотрела на меня.

В ее глазах я увидела растерянность. Она не могла решить, как ей дальше вести себя со мной.

– Потому что я люблю свою жену и хочу видеть ее в безопасности.

Мэри пыталась понять, насколько Мэтью искренен с ней. Должно быть, степень его искренности удовлетворила ее, поскольку она сказала:

– Мэтт, Диане нечего меня бояться. Но больше ни одна живая душа в Лондоне не должна знать, кто она. Шотландские события пугают людей и вдобавок дают им повод скоропалительно обвинять в собственных неудачах кого-то другого.

– Я искренне сожалею, что испортила ваши туфли, – отупело произнесла я. – Их уже не вернуть в прежнее состояние.

– Туфли не стоят того, чтобы столько о них говорить, – твердо произнесла Мэри и встала.

Аудиенция закончилась.