Заговор Тюдоров - К. У. Гортнер

– И теперь вы с ней живете вместе?

– Вроде того. Поправившись – насколько вообще можно было поправиться, – я нанялся в бордель вышибалой; мы с Нэн откладывали каждый заработанный грош. Со временем мы скопили достаточно, чтобы выкупить эту таверну у дяди Нэн, дебошира и пропойцы, который едва сводил концы с концами. Он помер на этой самой скамье – от печеночной гнили. Жалкий ублюдок был этот дядя, но все же он перед смертью оказал Нэн добрую услугу. По крайней мере, теперь ей не надо торговать собой ради куска хлеба.

Голова моя шла кругом – и от последствий только что пережитой передряги, и от самой мысли, что Арчи Шелтон, некогда мажордом благородного семейства Дадли, теперь заправляет таверной на пару с бывшей шлюхой.

– Дивишься? – Единственный глаз Скарклиффа блеснул. – Правду говоря, я и сам поначалу дивился. Казалось, надолго не задержусь. Но знаешь, мне здесь нравится. Я подумываю совсем поселиться здесь и работать только в таверне. После всех этих неприятностей с графом старине Скарклиффу, я полагаю, пора уйти на покой.

От избытка чувств у меня перехватило дыхание.

– Ты уже второй раз спасаешь мне жизнь.

– Верно. Ты большой мастак попадать в беду.

Скарклифф помолчал немного, неотрывно глядя на огонь, который весело трещал в камине.

– Ты сделал, что хотел? – спросил он наконец. – Ты помог ей?

Я вздохнул:

– Ее отправят в Тауэр, но, по крайней мере, мне дали слово оставить ее в живых.

Изувеченное лицо Скарклиффа вряд ли могло выражать чувства, но сейчас я угадал в нем сомнение.

– И кто дал тебе слово? Королева? – Он фыркнул. – Я бы на твоем месте не очень-то на нее полагался. Особенно если бы видел виселицы на каждом углу и свежеотрубленные головы на мосту. Когда на том берегу реки были замечены люди Уайетта, она отправилась в ратушу; она клялась и божилась, что никогда не выйдет замуж без одобрения своих подданных. Ее речь так взбудоражила город, что все как один вышли сражаться за нее – точно так же, как несколько месяцев назад выступили за нее против герцога. Вот только она лгала. Она все равно возьмет в мужья Габсбурга. Уайетт мыслил правильно, вот только за дело взялся не с той стороны.

– Понимаю, о чем ты, но, знаешь, я полагаюсь не только на ее обещание.

С этими словами я плотнее закутался в одеяло. Я лежал под ним нагишом, жалкие остатки моего одеяния валялись в корзине для белья, стоявшей у огня. От плеча, располосованного решеткой, пахло травами; Нэн, должно быть, обработала рану. Плечо болело, хотя, скорее всего, не было серьезно повреждено.

– Не хочешь рассказать, что случилось? – спросил Скарклифф.

Я не хотел. Не хотел переживать все это сызнова – слишком уж свежи были воспоминания. И все же я сам не заметил, как повел рассказ, на диво спокойным голосом излагая все события – кроме того, что открыл Марии тайну своего рождения. Когда я замолк, Скарклифф сидел, выпятив нижнюю губу, словно обдумывал нечто крайне неприятное.

– Ты уверен, что это была она? Падение с такой высоты – верная смерть.

Я задумался.

– В туннеле было очень темно. Я ее не видел.

– Тогда, скорее всего, тебя обмануло воображение. Быть может, Ренар узнал, что ты проник во дворец, чтобы повидаться с королевой, и послал за тобой соглядатая. Или ему сказал об этом Рочестер. Это же двор, парень. Всякий придворный ценит прежде всего собственную шкуру, а ты слишком много знаешь.

– Возможно, – без особой охоты согласился я, – но как же запах лилий? Так пахло только от Сибиллы. И аромат стоял повсюду, словно она вылила на себя флакон духов, потому что хотела дать мне понять, что жива.

Скарклифф явно заколебался.

– И среди этой зловонной грязи и жижи ты чуял ее запах? – Он что-то проворчал. – Что ж, наверное, это возможно. Все возможно, черт меня побери. Но если Сибилла ухитрилась спрыгнуть с моста и не сломать себе шею, стало быть, она много искуснее всех, кого я знал. Вспомни, как лихо она орудовала шпагой. Она явно прошла особое обучение. Я в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь в разгар зимы прыгнул с моста и остался жив.

Я не мог с ним не согласиться. Сейчас, сидя в крохотной гостиной над «Грифоном», после того, как едва не утонул в нечистотах, я поневоле сомневался в том, что все это мне не почудилось. Душный и затхлый туннель походил на зловещий лабиринт из кошмарного сна. Наверное, у меня просто помутилось в голове. Казалось совершенно немыслимым, чтобы Сибилла могла прыгнуть в Темзу не скончаться на месте. Мария сказала, что она расплатилась за свое коварство, но мне и в голову не пришло спросить, обнаружили ли тело Сибиллы. Сейчас я был рад, что не спросил об этом. Лучше так и не узнать правды. Мне необходимо верить, что она мертва. Я не хочу гадать, как поступил бы, если бы убедился в обратном. Охота за Сибиллой разрушила бы всю мою жизнь.

– Завтра мне нужно быть у Тауэра, – сказал я наконец. – Я должен видеть, как это произойдет.

Скарклифф повернул голову к двери: вверх по лестнице уже шаркала Нэн.

– Тогда, – сказал он, – отправимся туда вместе.

* * *

К утру Скарклифф разыскал для меня кое-какую одежку покойного дяди: рубаху, колючий камзол, от которого слабо пахло лавандой и гораздо сильнее – плесенью, заштопанные чулки, огромных размеров шляпу, сползающую мне на нос, и чересчур большие башмаки. Покойник был явно крупнее меня, размышлял я рассеянно, одеваясь и поглядывая на свои сплошь ушибленные руки, кровоподтеки на теле, уже начинавшие лиловеть, и ноющее под повязкой плечо; во-первых, крупнее, а во-вторых, я чересчур исхудал. Шелтон откопал в моей одежде потертый пояс, которым худо-бедно можно было затянуться; все прочее никуда не годилось. Нэн выбивалась из сил, пытаясь привести в порядок мои вещи, но от зловония нечистот избавиться не представлялось возможным, и я велел ей отказаться от этой затеи. Довести до пригодного вида можно было разве что сапоги, если хорошенько отчистить и после того, как высохнут, натереть изрядным количеством жира, чтобы вернуть коже былую гибкость. Больше всего беспокоило меня состояние шпаги, но Шелтон, пока я спал, стер с нее влагу и грязь и начистил до блеска.

Мы вышли на улицу, в раннее, почти весеннее утро; солнце пробивалось сквозь тучи ослепительными лучами, падавшими на промерзшую землю. По дороге к пристани Тауэра, находившейся с западной стороны крепости, я услышал птичью трель и, ошеломленный, запрокинул голову. Пела малиновка, восседая на нагих сплетенных ветвях бука, на которых уже набухли крохотные почки – отрадное напоминание, что даже эта зима пройдет. Нелегко было думать, что Елизавета, Кейт, мистрис Эшли и мистрис Парри встретят весну в тюремных стенах.

Толпа собралась небольшая – гораздо меньше, чем я ожидал увидеть на пути принцессы крови в тюрьму. Нынче Пальмовое воскресенье, пояснил Шелтон, к моему изумлению, и афиши, расклеенные повсюду по приказу двора, призывают лондонцев по старинной традиции посетить богослужения.