Сезон гроз. Дорога без возврата - Анджей Сапковский

– Что, как полагаю, сделаешь ты безо всякого сожаления. С нынешними правителями Керак, думаю, вряд ли выиграет в конкурсе на самое теплое место под солнцем. Эту виллу продашь, купишь новую. Хотя бы и в Лирии, в горах. Нынче лирийские горы в моде. Много чародеев перебралось туда, поскольку там и красиво, и налоги умеренные.

– Не люблю я гор. Предпочитаю море. Переживать не о чем, без труда найду какую-нибудь пристань – при моей-то специализации. Женщины есть всюду, и всем я необходима. Пей, Йеннефер. Твое здоровье.

– Приглашаешь выпить, а сама едва губы смачиваешь. Быть может, ты нездорова? Выглядишь не слишком хорошо.

Литта театрально вздохнула.

– Последние дни были тяжелыми. Дворцовый переворот, эта ужасная буря, ах… К тому же утренняя тошнота… Знаю, она пройдет после первого триместра. Но до того – еще целых два месяца…

В тишине, которая воцарилась, можно было услышать жужжанье осы, кружившей над яблоком.

– Ха-ха, – прервала молчание Коралл. – Я пошутила. Жаль, что ты не видишь своего лица. Позволила себя обмануть! Ха-ха.

Йеннефер глянула вверх, на поросшую плющом стену. И смотрела на нее долго.

– Позволила себя обмануть, – продолжила Литта. – И я готова поспорить, что у тебя сразу заработало воображение. Тотчас же, признайся, ты соотнесла мое благословенное состояние с… Не надо такого лица, не надо. Сплетня до тебя должна была дойти, слухи ведь разбежались, словно круги по воде. Но не переживай, в сплетнях нет и слова правды. К тому же на беременность шансов у меня не больше, чем у тебя, здесь все по-прежнему. А с твоим ведьмаком меня связывают исключительно дела. Профессиональные. Ничего больше.

– Ах.

– Народ такой народ, обожает сплетничать. Увидят женщину с мужчиной – и мигом превращают это в любовное приключение. Ведьмак, признаюсь, бывал у меня частенько. И конечно, видывали нас вместе в городе. Но наши отношения, повторюсь, были исключительно деловыми.

Йеннефер отставила бокал, уперла локти в стол, соединила кончики пальцев, складывая ладони в домик. И взглянула рыжеволосой чародейке в глаза.

– Primo, – Литта легонько закашлялась, но взгляд не опустила, – я бы никогда не сделала чего-то подобного подруге. Secundo, твой ведьмак вовсе мною не интересовался.

– Вовсе? – Йеннефер приподняла бровь. – Правда? И чем же это объяснить?

– Может, – Коралл слегка улыбнулась, – перестали его интересовать женщины зрелые? Независимо от их нынешней внешности? Может, предпочитает он по-настоящему молодых? Мозаика! Подойди-ка к нам. Ты только погляди, Йеннефер. Цветущая юность. И – до недавнего времени – невинность.

– Она? – возмутилась Йеннефер. – Он – с ней? С твоей ученицей?

– Ну, Мозаика. Просим. Расскажи нам о твоем любовном приключении. Нам интересно послушать. Мы любим романы. Рассказы о несчастливой любви. И чем более несчастливой – тем лучше.

– Госпожа Литта… – девушка, вместо того чтобы покраснеть, побледнела, словно покойница. – Прошу вас… Вы ведь уже меня за это наказали… Сколько раз можно наказывать за одну и ту же вину? Не приказывайте мне…

– Рассказывай!

– Тише, Коралл, – отмахнулась Йеннефер. – Не обижай ее. Не так уж это интересно.

– Вот в это я как раз не поверю, – зло усмехнулась Литта Нейд. – Но хорошо, девушку я прощаю, я ей действительно уже назначила наказание, извинения приняла и позволила продолжить обучение. Да и перестали меня радовать ее бубнеж и признания. Если коротко: она втюрилась в ведьмака и сбежала с ним. А он, когда наскучила, бросил Мозаику. Однажды утром она пробудилась в одиночестве. От любовника и постель остыла, и след пропал. Ушел, поскольку был должен. Развеялся, словно дым. Умчался с ветром.

Белокожая девушка, хотя и казалось это невозможным, побледнела еще сильнее. Руки ее тряслись.

– Оставил цветы, – тихо сказала Йеннефер. – Букетик цветов. Правда?

Мозаика подняла голову. Но ничего не ответила.

– Цветы и письмо, – повторила Йеннефер.

Мозаика молчала. Но румянец медленно возвращался на ее лицо.

– Письмо, – сказала Литта Нейд, глядя на девушку с интересом. – О письме она мне не говорила. Не вспоминала о нем.

Мозаика сжала губы.

– Значит, поэтому, – закончила с притворным спокойствием Литта. – Поэтому ты вернулась, хотя понимала, что наказание будет суровым, куда суровей того, что ты понесла на самом деле. Это он велел тебе вернуться. Если бы не он – ты бы не возвратилась.

Мозаика не ответила. Йеннефер тоже молчала, накручивая на палец черный локон. Внезапно подняла голову, взглянула в глаза девушке. И улыбнулась.

– Он приказал тебе ко мне вернуться, – сказала Литта Нейд. – Приказал вернуться, хотя представлял, что тебе может грозить. Этого я от него, признаюсь, не ожидала.

Фонтан журчал, пахло мокрым камнем. Пахли цветы, пах плющ.

– Этим он меня застал врасплох, – повторила Литта. – Этого я от него не ожидала.

– Потому что ты его не знаешь, Коралл, – спокойно ответила Йеннефер. – Совершенно не знаешь.

Мальчишка с конюшни получил полкроны еще вчера, лошади ждали, оседланные. Лютик зевал, почесывая в затылке.

– Боги, Геральт… Нам и вправду нужно выбираться в такую рань? Ведь еще темно…

– Уже не темно. В самый раз. Солнце встанет самое большее через час.

– Только через час. – Лютик взгромоздился в седло мерина. – Я бы этот час лучше поспал…

Геральт взлетел в седло, подумав, бросил конюшонку еще полкроны.

– Нынче август, – сказал. – От восхода до заката каких-то четырнадцать часов. Я бы хотел за это время уехать как можно дальше.

Лютик зевнул. И словно только сейчас увидал расседланную кобылку в яблоках, стоявшую в стойле. Кобылка махнула головой, словно желала о себе напомнить.

– Погоди, – задумался поэт. – А она? Мозаика?

– Она с нами дальше не едет. Мы расстаемся.

– Как так? Я не понимаю… Будь добр, поясни, пожалуйста…

– Не буду добр. Не сейчас. По дороге, Лютик.

– Ты точно знаешь, что делаешь? Осознаешь в полной мере?

– Нет. Совершенно не осознаю. И ни слова больше, я не желаю об этом нынче говорить. Едем.