Эскапада - Уолтер Саттертуэйт

— Нет, сэр.

— Вы имеете хоть какое-то представление, о чем они говорили?

— Нет, сэр, не имею.

— Откуда вы узнали, Карсон, что лорд и леди Перли навещали графа?

— Я их видел, сэр. Они проходили мимо моей двери. Я сидел у себя в комнате, а дверь я обычно держу открытой.

— Надо же. Всегда?

— Пока не улягусь спать, сэр. На случай, если граф меня позовет. Обычно около двенадцати я хожу смотреть, как он там, сэр. — Карсон нахмурился и прерывисто вздохнул. — Ходил, сэр. Прежде чем лечь спать.

Марш кивнул.

— И вам было слышно, как граф вас зовет, даже из спальни?

— Да, сэр. У графа был зычный голос, сэр. — Он слабо улыбнулся.

— Вы услышали бы его при закрытой двери? Когда его дверь была закрыта?

— Нет, сэр. Весь день мы оставляли двери открытыми, и графа, и мою. Закрывали, только когда он собирался вздремнуть, перед чаем, сэр. Я всегда в это время закрывал дверь в его спальню. Так ему легче было заснуть.

— Значит, вчера днем, перед тем как вы понесли ему чай, ваша дверь была открыта.

— Да, сэр.

— В это время кто-нибудь проходил мимо?

— Нет, сэр. Никто, сэр.

Так же спокойно Марш спросил:

— Вы знакомы с кухаркой Дарлин?

Карсон моргнул.

— Да, сэр.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы Дарлин проходила мимо вашей комнаты?

— Нет, сэр. — Он снова моргнул. — Почему я должен был ее видеть?

— Я слышал, Дарлин иногда бывала у графа в комнате. Поздно ночью.

Карсон затряс головой.

— О, нет, сэр. Что ей там делать, сэр? О! — он вдруг широко раскрыл глаза. — Простите, сэр. Я солгал. Однажды, несколько месяцев назад, сэр, я заболел, с желудком что-то случилось, и не мог нести службу. И кажется, эту девицу Дарлин, сэр, из кухни, прислали в помощь графу.

Марш кивнул.

— Скажите, Карсон, давно ли вы знаете о потайном ходе из комнаты графа?

Рука Карсона подскочила, он изумленно нахмурился.

— Потайной ход?

— Будет вам, Карсон. Он там давно. Думаю, несколько веков. Вы должны были знать.

Карсон покачал головой.

— Но я не знал, сэр, клянусь. — Он попытался подняться с постели, задохнулся, закашлялся и снова лег. — Потайной ход, сэр? В комнате графа? А где, сэр?

Марш улыбнулся.

— Карсон, вы знаете, какое наказание полагается за лжесвидетельство?

Глаза Карсона наполнились ужасом.

— Сэр, клянусь, я ничего не знаю про потайной ход. Ничего, сэр. Клянусь!

Марш несколько секунд смотрел на него. Затем встал, сунул руку в карман, достал часы, взглянул на время, положил их назад в карман. И повернулся ко мне.

— Думаю, следует пойти в кухню.

Мейплуайт, Девон

19 августа

Дорогая Евангелина!

Камней стало еще больше. Даже слишком. И все как один огромные.

И при этом никакого тебе мягкого спуска с холма. Они все разом обрушились с небес на землю именно в том самом месте, где я стояла, глядя на мир широко открытыми глазами и с самыми добрыми побуждениями. А теперь я лежу здесь, раздавленная этой кучей камней.

Самый большой из них — господин Бомон.

Смешная картина, не находишь? Я лежу, раздавленная, под господином Бомоном?

Если мне и случится когда-нибудь оказаться в подобном положении — за образной гранью целомудрия, — я буду далеко не единственной женщиной в Мейплуайте, кому выпадет, скажем так, это наслаждение.

Похоже, я ошибалась насчет господина Бомона. Причем во многом.

Если помнишь, прошлой ночью я собиралась прокрасться через темные безмолвные коридоры Мейплуайта в надежде кое-что узнать…

И я узнала. Ева, ты просто не поверишь…

Помнишь первого призрака, о котором я обещала тебе написать подробно, но так и не собралась? Выяснилось, что тот призрак вовсе не призрак. Это отец лорда Перли, граф Эксминстерский.

Я ни капельки не придумываю. Судя по всему, когда на него находила блажь, он надевал парик, наклеивал бороду и принимался шататься по комнатам удивленных платных компаньонок, хихикая, неся похабщину и размахивая органом, который госпожа Эпплуайт однажды назвала «детинородным членом». («Каким членом?» — помнится, спросила ты у нее; ты была такой бессердечной, Ева.)

Сегодня вся эта сцена кажется мне скорее жалкой, чем пугающей. Честно, мне даже жаль старика. Как это печально, выставлять напоказ свои желания и средство для их удовлетворения перед незнакомыми людьми. Как, наверное, горько чувствовать такую потребность.

Однако моя сегодняшняя самоуверенность в некоторой степени объясняется недавней кончиной графа. Ему, бедняге, уже никогда не доведется потрясать своим достоинством (кстати, довольно внушительным) ни передо мной, ни перед кем-то еще.

Но вернемся к не менее поразительному господину Бомону. Вчера ночью, где-то около часу, я запечатала письмо к тебе, выключила свет, тихонько открыла дверь спальни и выглянула в коридор. Посмотрев налево, я ничего не увидела. А когда взглянула направо, то заметила Сесилию Фицуильям в прозрачном шелковом халате: она проскользнула в темную комнату господина Бомона с такой легкостью и уверенностью, с какой присыпанная тальком нога входит в разношенную туфлю.

Я уже знала о них, разумеется, об их романе. И все же я была поражена бесстыдством этой женщины (и, признаюсь, охвачена сильной завистью), которая бродила полуголая по коридорам, где любой мог ее увидеть, даже жалкая, презренная платная компаньонка.

Я подождала. И все прислушивалась к тишине, чтобы удостовериться, что мне ничего не угрожает. В этой тишине я открыла дверь, тихо закрыла ее за собой и опрометью кинулась по коридору к почтовому ящику. Я опустила туда письмо тебе и затем побежала по лестнице, другому коридору и вверх еще по нескольким лестницам к комнате графа и там, под кроватью, нашла парик с накладной бородой.

Почему в комнате графа?

К чему все эти вопросы?

Просто я оказалась в какой-то миг под кроватью, иначе ни за что не нашла бы бороду и парик.

Ох, это такая длинная история, Ева, и когда-нибудь я все тебе подробно расскажу, но сейчас мне хочется поскорее перейти к ножу и господину Бомону.

Нож оказался серебряным кинжалом, старинным и довольно красивым, он торчал из моей постели, когда я вернулась к себе в комнату. Я соорудила Сильвию — ты помнишь спящую Сильвию, которую мы сооружали из подушек и валиков, прежде чем вылезти из окошка и улизнуть от госпожи Эпплуайт? Так вот, я соорудила Сильвию перед тем, как отправиться в комнату графа, и ее кто-то проколол.